Джинны пятой стихии

Лукин Евгений

– Разве стыдно быть психиатром?

– А разве стыдно обращаться к психиатру за помощью?

На этот раз промолчала Нина.

– Вам нравится современная западная литература?

– Что?.. А-а, ну да, разумеется. Только я в последнее время мало читаю.

– Там все герои так или иначе, но регулярно посещают своего врача-психотерапевта. Помните?

Нина кивнула.

– Но и в жизни каждому из нас не повредило бы хоть изредка попадать к нему на прием.

– Вот я и… пришла.

– Но я же не психиатр. И не психотерапевт.

– Тогда я, наверно, должна извиниться, – Нина повернулась

к нему. – Я отняла у вас много времени, Павел Филиппович, а случай мой, получается, не в вашей компетенции. Извините.

– Ваш случай? – Баринов оторвался от стены и подошел к перилам балкона. Теперь он стоял рядом. – Ваш случай… Ну, начнем с того, что «вашего случая» я пока еще не видел, не знаю. А во-вторых, понимаете, это было бы слишком откровенно и потому для меня неинтересно.

– Вы полагаете, что шизофрения…

– Нина Васильевна! Право слово, не считайте меня несерьезнее, чем я есть. Правда, мы видимся с вами впервые…

– Но мой муж…

– Обещал вам приличного психиатра?

Нина поежилась и с преувеличенным вниманием принялась рассматривать узенький серпик над черной верхушкой клена. «Денежку бы ему показать». Небо быстро темнело, теряя прозрачность, и на нем все ярче проступали звезды.

– Д-да, – с трудом произнесла она.

Баринов снова рассмеялся. Негромко и коротко, но суше, чем в первый раз.

– Вот потому я не люблю, когда меня представляют кому-то через третьи руки. А тут, видимо, даже через четвертые-пятые.

– Однако ж и вы, ничего обо мне не зная, даже не поговорив со мной хотя бы по телефону, сразу пригласили на прием.

– В гости, Нина Васильевна, в гости. Такая у меня, с позволения сказать, метода… А кроме того, я наводил о вас справки. Видите, я от вас ничего не скрываю. А то, что вы впервые в этом доме, в этом обществе… Вы же заметили, что я за вами наблюдаю?

– Да, я поняла. Тест на поведение в незнакомой обстановке.

Баринов пошарил по карманам.

– Сигареты в комнате. А вам бы не помешал сейчас небольшой допинг. Вы же курите?

Нина крепче стиснула балконные перила.

– Нет-нет, не надо. Спасибо.

– Я все-таки принесу.

Он не закрыл дверь, и Нина слышала, как в комнате низкий, чуть с хрипотцой голос – видимо, та полная брюнетка с короткой стрижкой – пел одну из тех самоделок, что удаются только под гитару и только в понимающей компании, заранее настроенной в унисон:

Всю ночь со звонницыв слепой бессонницегремят колокола:о нас с тобой, о нас с тобой —о том, что ты ушел,о том, что я ушла…

Нина снисходительно усмехнулась словам – так глобально, на весь мир объявлять колокольным звоном о личной трагедии двоих… Как говорится, по ком звонит колокол… Эдак никаких колоколов не напасешься.

Баринов появился быстро. Она спиной почувствовала его возвращение и лишь потом на перила упала тень, балконная дверь закрылась, отсекая свет и комнатные звуки. Нина повернулась. Баринов протягивал ей высокий узкий стакан с торчащей трубочкой из пластика.

– Вы ничего не пили. Я с вином не осмелился – не зная вашего вкуса. Коктейль, думаю, будет лучше.

– Спасибо.

Он помешал трубочкой в своем стакане. Тихонько тренькнули кусочки льда.

– Так вот, Нина Васильевна, давайте вернемся, так сказать, к нашим баранам… Я не психиатр, поэтому советовался по вашему поводу с профессором Метченко, побеседовал с вашей участковой – приятная женщина, не правда ли? И специалист оч-чень толковый… Так вот, со всей серьезностью говорю вам: не берите в голову. Забудьте все ваши фантазии. Шизофрения, психопатия, всякие там психопатологические синдромы – все слишком ординарно и нашего с вами внимания не заслуживают. В ваших симптомах мы трое не усматриваем повода обращаться к помощи психиатра. И вообще, если начистоту: меня не интересует патология… Вам это о чем-нибудь говорит?

Нина медленно покачала головой.

Сегодня, уходя на работу, Юра мимоходом бросил короткое: «Я тут договорился с одним весьма грамотным специалистом, доктором наук. Вечером идем к нему, так что не задерживайся».

Она настроилась на обычный визит к частнопрактикующему (может, подпольно) специалисту и единственно, что ее занимало, это размер гонорара и то, как этот гонорар передавать – даже после многих подобных визитов процедура передачи денег из рук в руки ее смущала и загодя нервировала.

Но здесь ничего не вязалось с прежним опытом.

Здесь неожиданно был стол с легкой закуской, веселая гурьба бутылок со спиртным в распахнутом баре – с названиями, большинство которых она и не слышала. Здесь, наконец, были люди, про которых каждый сказал бы, что они близкие знакомые или, что более похоже, друзья хозяев дома…

«Или они тоже больные?» – с растерянностью подумала Нина.

Какой-то поэт, Нина не запомнила его имени, читал стихи – свои и чужие. И те и другие были ей незнакомы. Из-за сумбура, царившего в голове, оценить их в полной мере Нина не могла, но кое-что понравилось. Потом говорили о только что вышедшем пятом номере «Нового мира», обсуждали программу венгерского цирка, с неделю как гастролировавшего в городе. Высокая седоватая женщина с приятным строгим лицом преподавателя весьма профессионально показала несколько карточных фокусов. Сам хозяин к месту подал пару не слышанных ранее анекдотов и повеселил всех имитацией диалога пьяного с попугаем. Кто-то вернувшийся на днях из Москвы рассказал о новой постановке «Гамлета» в оригинальной трактовке…

Для Нины такая обстановка оказалась настолько внове и так далека от того, к чему она привыкла на своих вечеринках с обильной едой и питьем, с оглушающей музыкой из лопавшихся от натуги шикарных акустических систем, с громкими несвязными разговорами – о работе, о спорте, о модах, о трудностях жизни… больше всего, конечно, о трудностях жизни, когда все наперебой уверяют друг друга в этих еле-еле преодолимых трудностях и взахлеб жалеют друг дружку, а заодно и себя…

Юрий, не разобравшись, с ходу вклинился в беседу и понес что-то о киевлянах и тбилисцах, о каком-то особенно некорректном судействе в последней встрече. Ему кто-то поддакнул – вежливо, так, чтобы не смутить, она очень остро почувствовала это! – и ненавязчиво перевел разговор на грузинский кинематограф.