Джип, ноутбук, будущее
Шрифт:
Руслан застонал, но заострят внимание на том, что «лахудра» вовсе не «его» не стал:
— Когда ты от скуки переоделась в одежду из… ну… прошлой жизни.
— Вооот! Обычная одежда здесь кажется развратной и тот, кто меня в ней увидел — примет за распутницу, верно?
— Но ты же в одежде из будущего не показывалась… с Луги.
Юля довольно заулыбалась: по лицу мужа она поняла, что тот, наконец, сообразил.
Руслан действительно понял, КТО мог написать статью в копеечную газету. И даже — ЗАЧЕМ он это сделал.
Промышленником,
Журналист!
— Ковалев! Владимир… как там его… Андреевич!
Тот самый, который потом, вместе с Громовым пытался их ограбить. Вернее, ограбить пытался Громов, лужский делец, а Ковалев просто принял участие по мере сил и возможностей, подай-принеси-пошелвон, шестерка на побегушках. Руслан думал, что его давным-давно законопатили в острог, а он — вот он, гадости в газеты пишет. Видать, выкрутился, выставил себя невинной жертвой обстоятельств, но зуб на семью Лазаревичей заточил знатный.
Давно известно, что преступник страшно обижается на жертву, когда она отказывается быть жертвой.
— И что теперь с этим гадом делать?
— А вот этого я не знаю. Я женщина слабая, беззащитная, а ты муж — вот ты и думай. А тело, если что, я помогу спрятать.
— Ну, до этого, надеюсь, не дойдет.
— Ну это я так, на всякий случай предупредила. В любом случае — это будет не раньше, чем завтра, когда вы там вычислите явку этого типчика, а сегодня, муж мой дорогой, ты идешь в ванну, а потом ко мне.
— У тебя же…
— У меня еще и фантазия есть, поэтому — бегом в ванну, пока я не уснула!
В ванне Руслан посмотрел на себя в зеркало, погладил бороду — начала лохматиться, надо завтра к парикмахеру — и вдруг подумал…
А что если именно журналист Ковалев — и есть таинственный убийца Мациевича и Чуковского?
Глава 20
— Ковалев, говорите… — старик Суворин нахмурил лоб, — Что-то такое припоминаю… Была в прошлом году какая-то темная история в Луге…
— Ага, — кивнул Руслан, — Я и есть эта самая темная история. Ковалев сотоварищи пытались меня ограбить.
— Точно-точно, ограбление… С самим Ковалевым я не знаком, мирок петербургской журналистики при всей своей узости все же в некоторой мере необъятен…
Суворин задумчиво взял со стола толстую книгу в красной обложке с надписью «»Весь Петербургъ» — к названию города здесь вообще относились без особого пиетета, он бывал и Санкт-Петербургом и С.-Петербургом и просто Петербургом — раскрыл его на середине, перелистал несколько страниц…
— Ковалев В.А., Кузнечный переулок, 22… А, помню, доходный дом Кузнецовой. Там жила одна моя… знакомая…
Лазаревич с некоторым удивлением обнаружил, что старик чуточку покраснел. Его взгляд затуманился, заглядывая в прошлое:
— Давно, вас, Руслан, и на свете-то еще, небось, не было. Вы же у нас с какого года?
«Черт, да что же я вечно это забываю… Семьдесят… семьдесят…».
— Семьдесят седьмого.
— Вот, а она там жила в семьдесят третьем, как раз после перестройки…
«В семьдесят третьем, после перестройки» несколько поломало мозг Руслану, но потом он сообразил, что речь идет о перестройке дома, а не о той перестройке, что пишется с большой буквы и заканчивается перестрелкой.
— Так что, возле Лиговской ваш злодей и проживает. Только мой вам совет — возьмите какого-нибудь надежного человека. Места там неспокойные…
— Со мною будет мсье Браунинг.
— Достойная личность, но, чтобы не призывать его слишком часто, все же возьмите кого-нибудь еще. Потому что, случись что, мсье Браунинг не сможет подтвердить вашу правоту в суде.
Руслан подумал, что средство от таких случаев придумали еще в девяностые и заключается оно в том, чтобы после стрельбы жаловаться в полицию было просто некому, но потом все же решил, что напарник не помешает. Шансы, что какая-нибудь пьянь решит прыгнуть на двоих — меньше, чем на одного, да и на Ковалева давить будет проще.
Ведь он, Руслан, еще даже не придумал, что делать, когда доберется до кляузного писаки. Любой план, хоть А, хоть Бэ, хоть Йот, выстраивавшийся в голове Лазаревича, тут же рассыпался под натиском жутчайшей неопределенности. Совершенно ведь непонятно, с чего Ковалев вдруг взялся кропать фельетоны, чего добивается и как с ним вообще разговаривать. Остается, хоть и без всяческого желания, идти стопами Наполеона, с его бессмертным «Главное — ввязаться в драку…». Хотя нет, стопами Наполеона — плохая аналогия. Придется набросать план действий, хотя бы вчерне, хотя бы приблизительный…
Пункт 1: найти напарника…
— Нет! Ни в коем случае!
Когда Руслан собирался искать напарника — а поди найди его в городе, где знакомых у тебя меньше, чем пальцев на руке, а надежных знакомых — как на руке у невезучего фрезеровщика — он никак, никак не рассчитывал, что, во-первых, найдется доброволец, а, во-вторых…
Им станет Чуковский!
— Николай Эммануилович, нет!
— Почему? — спокойным и хладнокровным голосом смертельно обиженного человека спросил Чуковский. Он сидел в кресле, помахивая газеткой, в которой уже появился второй фельетон о мошеннике-американце и его развратнице-жене. Написанный, разумеется, так, что возмутиться «Это же про меня!» никак не получится, но от этого не менее вредный и пакостный.
— Вы читали, что здесь написано? За такие слова, будь вы дворянином, можно было бы и на дуэль вызвать!
— У нас нет дворян.
— И очень жаль. Иногда мне кажется, что, распространись дуэльный кодекс на все сословия, — с тоской незаконнорожденного сына еврея и крестьянки произнес Чуковский, — жить стало бы гораздо проще.
— Ах, боже мой, как стало сложно призвать к ответу подлеца… — процитировал Арамиса Руслан, — К сожалению, подлецы на дуэлях тоже могут победить…
— Но…