Джип, ноутбук, будущее
Шрифт:
А там, где не было подходящих болот — танк мог передвигаться по железным дорогам. Нет, не на платформе — на своих колесах, которые выдвигались из-под днища. Причем танк мог двигаться как в составе поезда, так и своим ходом.
В общем, это был замечательный танк. С одним-единственным недостатком — от него не было никакой пользы.
Даже если российская промышленность поднапряжется и родить это чудо конструкторской мысли — он будет настолько дорогим, что так и останется в единственном числе. И поэтому, чтобы не потерять
Руслан предложит Менделееву создать «Калашников» от мира танков: простую, дешевую, функциональную вещь, которую можно клепать десятками и бросать в бой. А Вася сочинил от того же мира танков «Маузер»: здоровенную гробину, сложную, как часы с кукушкой, с единственным достоинством, за которое его и любили — будут любить в будущем — комиссары, революционные матросы и китайцы — пафосный вид.
И, самое неприятное: Руслан не сможет доказать Менделееву, в чем тот ошибся. Потому что сам по себе этот танк — отличная вещь.
Нет, Руслан не был бы собой, если бы не все же не попытался втолковать Менделееву, что в будущей войне вместо одного самого прекрасного танка — бронеавтомобиля, мать его — гораздо лучше десятки танков не таких замечательных, не таких бронированных, не настолько вооруженных, зато имеющихся везде, по всей линии фронта, там, где они нужны.
Это как с истребителями в Великую отечественную войну: у немцев есть штучный ас, а у РККА — десять пилотов, обученных по ускоренному курсу «взлет-посадка». Но этот ас мотается вдоль всей линии фронта, оголяя то один участок, то другой и прикрыть его — некому. А советские Кузнечики идут, как в сказе Бажова, широким плечом, прикрывая и фронт и друг друга, и плевать они хотели на то, что немецкий ас — лучше.
Результат был предсказуем, как финал фильма «Адмиралъ»: Менделеев искренне не понимал, чем его превосходный танк плох. Или Руслан попросту не мог этого объяснить.
— Может, назвать его Царь-танк? — скромно предложил Василий.
Похоже, дело было еще и в этом: в, пусть и не выпячиваемом, но желании славы. Согласитесь, лучше стать известным, как изобретатель огромного и величественного Царь-танка, чем как изобретатель унылой самоходной лохани с пулеметом.
— Не стоит, — буркнул Руслан, — Несчастливое название: Царь-пушка не стреляет, Царь-колокол не звонит…
Менделеев хмыкнул, видимо, как и сам Руслан вспомнив популярное в 1911 году продолжение этой присказки: «… и Царь-царь, который не правит».
В общем, мысленно подытожил Лазаревич, проект «Танк Менделеева» можно считать провалившимся. Василий сделал не то, что ему предложили, а то, что ему захотелось сделать. А кричать: «Да я из будущего, вот такие танки нужно делать!» Руслан посчитал лишним.
Однажды в Польше заезжий мастер фехтования вызвал на поединок местного колбасника. Тот не стал отказываться, а просто подсыпал гостю отравы в колбасу, да и закопал за сараем. Потому что не все будут играть по придуманным тобой правилам.
Именно эта байка Руслану и вспомнилась.
— Добрый вечер, Руслан Аркадьевич.
— Добрый вечер, Николай Эммануилович.
Лицо Чуковского играло месью эмоций: от скрытой гордости за самого себя, до неловкости и смущения.
— Чем порадуете?
Вчерашнее общение с Менделеевым несколько выбило Руслана из колеи, так что от жизни он уже не ждал ничего хорошего и к появлению странного Чуковского отнесся с настороженностью.
— Я, знаете ли… Вот…
На стол стеснительно легла книжка, по нынешней моде бульварного чтива похожая, скорее, на брошюрку. Сверху — цена этого чтива, что удивительно — не грош, а пять копеек, широкая полоса с крикливым названием серии «Лиговский Люпен» и виньеткой с лицом этого самого Люпена, самого, надо сказать, криминального вида. Потом — небольшими, в сравнении с названием серии, буквами шел заголовок, «Алмаз на дне», а под ним — аляповатая картинка, изображающая кого-то непонятного с ножом, явственно противостоящего уродливым личностям с лицами, не обезображенными только интеллектов.
— Не знал, что вы читаете подобное, — усмехнулся Руслан. Такими книжечками были завалены все книжные лотки, в точности как в девяностые — книжками в мягкой обложке про очередные похождения очередного Бешеного/Слепого/Кривого/Горбатого.
— Читаю? Нет. Я ее написал, — хмыкнул в ответ Чуковский.
Руслан удивленно посмотрел на него, потом на обложку — имени автора не было. Впрочем, его на подобном чтиве никогда не ставят — потом опять на Чуковского И наконец понял:
— Вы все же решили последовать совету нашего лиговского знакомого?
— Да. Знаете ли, воспринял, как вызов, мол, кто не умеет писать — тот критикует. Но, так как сам в оценке своего детища я необъективен — принес на ваш суд.
— Так что э вы ее своему музу не покажете?
— У меня нет муза, у меня зена, — Чуковский хохотнул в усы, — А если вы про, как вы выразились, лиговского знакомого… Где ж его теперь искать? Может, давно на каторге…
Руслан посмотрел на роман. На рОман, как сказали бы блатари сороковых.
— А вам эта книжка очень дорога?
— Вы хотите предать ее аутодафе? Она вам настолько не понравилась? — веселился Чуковский.
— Нет, возникла у меня мысль: попросить у вас подписать ее нашему знакомому и я сам лично ее ему отнесу.
— Руслан Аркадьевич, не стоит…
Глава 36
Жизнь, как известно, похожа на зебру — полоса белая, полоса черная… Однако последнее время Руслану начало казаться, что зебра его жизни — какой-то мутант, с аномально широкой черной полосой.