Джоконда улыбается ворам
Шрифт:
– Я разделяю ваше неудовольствие, бедный мой Леонардо, – покачав головой, сочувственно проговорил Лука. – Только уверяю вас, не вы один такой несчастный. Если бы вы знали, какие проекты предлагали герцогу архитекторы из Венеции! Однако он предпочел от всего этого отказаться. Хочу вам сказать откровенно, – музыкант перешел на шепот, – наш герцог с подозрением относится ко всему свежему, особенно если это новое исходит от немиланцев. А уж если дело касается войны, так тут он и вовсе младенец! Военной кампании он предпочитает хитроумную интригу. Лодовико предпочитает проявлять доблесть не на поле брани, а в постели. Ха-ха! – добродушно рассмеялся музыкант. –
Леонардо лишь сдержанно улыбнулся, понимая, что столь откровенное суждение его нового друга может когда-нибудь закончиться для него заключением в крепость.
– Вы очень неосторожны, Лука, – даже парк может иметь уши, – обвел Леонардо рукой обезлюдившие аллеи.
– Ха-ха! Это еще не самые крамольные мои мысли, дорогой мой Леонардо. Самые скверные из них я высказывал, оставаясь наедине с собой. Представляю, как расстроился бы римский папа, вдруг однажды их услышав.
– А хотите, я нарисую ваш портрет? – спросил Леонардо, поддавшись неожиданному сильному порыву.
Этот молодой музыкант невероятно занимал его. Прекрасно сложенный, с огромными карими глазами и вьющимися каштановыми волосами, широкой волной спадающими на широкие плечи, он выглядел, как древнегреческий Давид, сразивший Голиафа. Такому юноше, имевшему широкие ладони и сильные длинные пальцы, подобало держать в руке алебарду, а не капризную лютню. Родившись воином, он по прихоти судьбы сделался придворным музыкантом.
Несмотря на веселость, лучившуюся из озорных глаз Луки, на его лице ощущалась печать безысходности и близкого конца. Именно таким стоит рисовать Христа, знавшего о своей неминуемой кончине, но продолжавшего следовать предначертанной судьбе.
– Портрет? – удивленно протянул музыкант. – Но у меня нет денег на потрет. Я не сумею с вами расплатиться, дорогой вы мой Леонардо.
– Я напишу ваш портрет совершенно бесплатно, на мой взгляд, у вас очень выразительное лицо.
– Если это ничего не будет мне стоить, тогда я не против. – И, сверкнув широкой белозубой улыбкой, добавил: – А все-таки вы презабавный человек, Леонардо. И как в таком случае вы назовете этот портрет?
– К примеру, «Портрет музыканта». Ну как вам?
– Возможно, и неплохо. Если вы станете когда-нибудь великим, любезный мой Леонардо, так ваши биографы будут ломать головы, кого это вы запечатлели на своей картине, – рассмеялся Лука.
Тонкие губы Леонардо дрогнули в улыбке.
– Возможно, что когда-нибудь так оно и будет.
– Однако мы уже не одни, – негромко проговорил Лука, посмотрев на везувиановую аллею, по которой шагал герцог, взяв под руку свою фаворитку.
Приземистый, с выступающим животом (признак того, что он не чужд многим радостям жизни), короткой шеей и короткими кривыми ногами, спрятанными в черные панталоны, он смотрелся на редкость карикатурно в сравнении с утонченной Цецилией Галлерани. При разговоре с ней герцог смехотворно задирал голову, что лишь подчеркивало его физическую убогость. И у всякого, кто наблюдал за этой странной парой, невольно возникало ощущение, что Цецилия посматривала на герцога свысока.
До музыкантов доносился легкий девичий смех. Леонардо да Винчи увидел, как фаворитка, приостановившись, поцеловала Лодовико в щеку. Со стороны они выглядели вполне счастливой парой, вышедшей прогуляться по аллеям парка. А следом, отставая на пару десятков шагов, давая возможность влюбленным для приватной беседы, шествовали два рыцаря, вооруженных мечами.
На лице Луки застыла прелюбезнейшая улыбка. Теперь в нем не было ничего от того едкого юноши, каким тот был всего-то несколько минут назад. Несмотря на молодость, музыкант прекрасно усвоил правила двора. Согнувшись в почтительном и грациозном поклоне, – наверняка не одну сотню раз отрепетированном перед зеркалом, – он представлял собой превосходный образчик подобострастия, но стоило ему лишь разлепить губы, как Леонардо услышал:
– А я-то полагал, что свидание в гроте займет куда больше времени. Или любовный порыв нашего герцога сегодня невероятно короткий, или что-то у них там не заладилось.
Леонардо невольно усмехнулся: все-таки этот музыкант немыслимо дерзок. Герцог Лодовико Сфорца отправлял злопыхателей в тюрьму за куда менее злобные речи.
Склонившись, Леонардо невольно остановил взгляд на фиолетовых чулках герцога, на коленях которых отчетливо обозначились темные пятна грязи. Брови Леонардо недоуменно взмыли: «Неужели Сфорца стоял на коленях перед своей фавориткой? Весьма любопытная пара!»
– Как зовут сына Цецилии?
– Чезаре, – ответил Лука, продолжая премило улыбаться.
– Такая женщина может родить только ангела.
Герцог приблизился.
– Леонардо, почему же вы молчали, что вы столь несравненный музыкант? – с восхищением спросил герцог. – Вы просто околдовали всех моих гостей и весь мой двор своим искусством!
Лицо Сфорца светилось радостью от столь выгодного приобретения.
Леонардо перевел взгляд на Цецилию. Во дворце говорили, что Лодовико просто без ума от своей молодой фаворитки. И сейчас, когда Цецилия была вблизи, художник невольно согласился с тем, что от такой женщины легко потерять голову. Кроткое, с легкой улыбкой лицо так и просилось на холст. Ничто не свидетельствовало о том, что каких-то несколько минут назад она придавалась любовной страсти с мужчиной. Женщины с такими лицами всегда выглядят безгрешно и видятся воплощением добродетели.
Присмотревшись к Цецилии, Леонардо увидел, что кожа на шее под самой ямкой слегка побагровела – свидетельство недавнего возбуждения. Возможно, герцог вожделенно целовал эту ямку своими пухлыми губами.
– Иногда меня посещает вдохновение, – скромно согласился Леонардо, распрямляясь.
– Ха-ха! – заразительно рассмеялся герцог. – Чтобы так играть, нужно ежедневно заниматься музыкой несколько часов подряд. Признавайтесь, Леонардо, вы все свое свободное время посвящаете музыке?
– Не совсем… На свете есть и другие приятные вещи, ваша светлость, – сдержанно отметил Леонардо, и его взгляд вновь устремился на прекрасную фаворитку герцога.
– Лодовико, – неожиданно произнесла Цецилия, – это не единственный талант нашего гостя. Вчера вечером я не могла успокоить сына, а тут как раз проходил мимо господин Леонардо, он быстро нарисовал на листке бумаги лошадь и отдал ее нашему мальчику. И что ты думаешь? Чезаре тотчас перестал плакать.
– А этот рисунок у тебя с собой? – спросил герцог. – Наверняка он получился волшебным, если удалось успокоить такую плаксу, – в голосе Сфорца проскользнуло едва заметное раздражение.
– Теперь он у меня всегда с собой, – ласково прожурчала Цецилия. – Как только ребенок начинает капризничать, так я тотчас показываю ему рисунок господина Леонардо. – Сунув руку в складки платья, она извлекла из него сложенный вчетверо лист бумаги и, развернув его, протянула герцогу. – Пожалуйста, милый, взгляни.