Джоконда улыбается ворам
Шрифт:
– Да вы не робейте, Себастьян, – с напускной веселостью обратился инспектор к служащему музея, – расскажите все, что видели. Присаживайтесь на этот стул, – показал он на место, где минуту назад восседал Марсель Габе. – Вам удобно?
– Конечно, не диван, но ничего, я потерплю, – неожиданно улыбнулся служащий.
– Ха-ха-ха! А вы не без юмора. Значит, дело у нас с вами пойдет. Так что вы там видели, рассказывайте!
– В Лувре я работаю штукатуром, – начал посетитель. – Стены со стороны Луврской набережной совсем пообтерлись, вот нас и наняли их обновить. Я как раз на смену заступил, а тут смотрю,
– Что у него было в руках?
– Какой-то предмет, завернутый в белую тряпку. Это я потом догадался, что эта была картина, а тогда об этом и не думал.
– Что было дальше?
Штукатур передернул плечами:
– Особенно-то я за ним не следил. У меня ведь своя работа. Да и кто же полагал, что он вором окажется?
– Тоже верно. А что дальше было, не помните?
– Кажется, около него пролетка остановилась. Когда посмотрел в следующий раз, то его уже не было. Скорее всего, он на ней и уехал.
– Больше вы ничего не заметили? Может быть, возница чем-то выделялся. Скажем, одеждой или внешностью?
Пожав плечами, Себастьян проговорил:
– Обыкновенный. Я ведь на него и не смотрел, у меня своих дел было невпроворот. Так я могу идти, господин инспектор? Меня мастер только на час отпустил.
– Идите, вы нам очень помогли.
«Теперь в Лувр, – решил инспектор, – нужно пообстоятельнее побеседовать с этим охранником».
Охранника, оказавшегося крепким коренастым человеком с выступающим животом, Дриу застал в служебном помещении, он пил кофе, держа чашку в руках.
– Я инспектор Дриу, не могли бы вы ответить на один вопрос?
– Пожалуйста, господин инспектор, – отставил охранник чашку с кофе.
– Как так получилось, что через ваши ворота вышел преступник? – строго спросил инспектор.
– Может, вы все-таки ошибаетесь, господин инспектор? – с надеждой спросил сторож. – У меня все под охраной.
– Есть свидетель, который утверждает, что видел, как через ваш выход прошел около восьми часов утра в день ограбления неизвестный. Предположительно это был взломщик. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Э-э…
– У вас зафиксировано, кто в это время выходил через служебный выход? – напирал инспектор.
Охранник тяжело вздохнул и безрадостно признался:
– Не зафиксировано… В это время я как раз пошел за водой, у нас перекрыли кран. Отсутствовал недолго, может, минут десять-пятнадцать. А потом целый день больше никуда не отлучался.
– Что ж, кажется, мне все ясно, – сказал Дриу, надевая шляпу.
– А что мне делать, господин инспектор?
– Готовьтесь к гильотине, милейший, – хмыкнул Дриу.
Глава 21. Кажется, мы напали на след
Длинной трелью зазвучавший на столе телефон заставил комиссара оторваться от протоколов допросов, веером разложенных на столе.
– Слушаю, – буркнул комиссар.
– Это господин Марк Лепен? – прозвучал бодрый голос.
– Он самый, с кем имею честь общаться?
– Вас беспокоит господин Легро, таможенная служба. У вас имеется для меня минута?
– И вы еще спрашиваете, господин Легро? У вас есть что-то интересное для меня?
– Кое-что имеется, – со значением произнес начальник таможенной службы Франции. – На борт парохода «Кайзер Вильгельм», направляющегося в Нью-Йорк, поднялись два австрийских художника – Стефан Мозер и Филипп Лохнер… Записали?
– Записал.
– В руках у них было по две картины, не исключено, что одна из этих картин может быть «Моной Лизой».
– А сами таможенники досматривали багаж?
– Досматривали. На первый взгляд, все в порядке. Но они могли поверх «Моны Лизы» нарисовать еще одну, которую потом можно легко смыть.
– Спасибо за информацию, любезнейший господин Легро, мы обязательно проверим.
* * *
Всего-то за несколько дней исчезнувшая картина «Мона Лиза» сделалась невероятно популярной. Ее изображение теперь печаталось миллионными тиражами. Новости о расследовании кражи выносились на первые страницы газет, отчего у изданий невероятно поднялись тиражи. «Мона Лиза» стала самой узнаваемой картиной в мире, и теперь о ней стало известно даже тем, кто был весьма далек от мира искусства. Всякая новость о «Моне Лизе» многократно перевешивала любое политическое событие или скандальную хронику. Судьба шедевра не оставила равнодушным ни одного француза, даже клошаров, побиравшихся на улицах и базарах, можно было встретить с газетой в руках, читающих о судьбе национального достояния Франции.
Потерю «Моны Лизы» французы восприняли больнее, чем следовало ожидать. Дела стали принимать более драматичный оборот, когда вдруг выяснилось, что несколько дней назад к картине подходили несколько человек не то немецкой, не то австрийской национальности. Выдвинули предположение, что в «Квадратный салон» они наведывались затем, чтобы организовать похищение картины.
Вскоре полиция неподалеку от Лувра задержала трех немцев, у которых обнаружилась папка, в точности совпадающая по размеру с картиной, причем это был единственный предмет багажа. Путешествуя без вещей и денег по городам Франции, они невольно вызвали интерес криминальной полиции. На вопрос Марка Лепена, что же они делают в Париже, отвечали: сами они бродячие художники, но к похищению картины «Мона Лиза» отношения не имеют. Тщательно проведенное следствие установило, что так оно и было в действительности. Во всяком случае, в то время, когда была украдена картина, в городе их не было. После того как они с недельку покормили клопов в местном околотке, их погрузили в полицейскую карету и выдворили за пределы государства.
Однако антинемецкая истерия уже давала свои всходы. Газеты запестрили статьями, обвиняющими кайзера в краже национальной святыни. Вход Лувра был завален цветами, – так парижане выражали свой траур по исчезновению великой картины. С каждым часом цветов становилось все больше, и если рассматривать Лувр издалека, то невольно начинало казаться, что он произрастает из цветочного поля. Через горы букетов проходили узкие тропинки, по которым сотрудники музея и туристы из боязни помять разложенные цветы добирались до Лувра.