Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман)
Шрифт:
Иобель выронила булаву и посмотрела вниз. Кровь. Река крови хлестала из ее разорванной шеи. Внезапно, впервые за долгое время, ничто больше не казалось настоящим.
Она начала падать, но Ормузд поймал ее. Иобель подняла глаза. На нее смотрело лицо мальчика. По нему стекали струйки дождя. Его глаза были темными. Он потянулся и нежно коснулся ее щеки.
— Все кончено, — произнес он.
Ее последним ответом стал задыхающийся хрип, скрывший поток проклятий.
Перевертыш приготовился и окутал себя телекинетической оболочкой, когда сигналы тревоги достигли
Машина врезалась в поверхность, сдирая с брюха металлическую обшивку. Из-под нее брызнуло отколовшееся стекло. Двигатели натужно взревели. Хвост машины захлестнуло пламя, когда на раскаленный металл попало топливо. Оторвавшиеся крылья поймали поток воздуха и взмыли вверх, словно бумага. Нос черкнул землю, фюзеляж опрокинулся и рухнул огненным шаром.
Перевертыш выбрался из-под обломков корабля и пошел сквозь огонь. Окружавшая его телекинетическая сфера зашипела, встретившись с пламенем. Он не чувствовал Аримана, но этого ему и не требовалось — ревущий столб энергии варпа походил для него на знамя. Нужно было спешить. Его время почти истекло.
Огненный ураган исчез прежде, чем Ктесий погрузился в него. Диск вращался у него под ногами, подчиняясь единственному отростку воли, который он пока еще мог удерживать в голове.
«Ариман… Ариман… Ариман…» — имя было веревкой, волочившей его обратно через расплавленные руины к сердцу Рубрики.
Его кожа ощущала каждый порыв ветра. Имя исходило у него изо рта, искажая воздух вокруг губ, принося на язык привкус корицы и сахара. Ктесий стоял на коленях, вцепившись руками в серебро и мясо диска. Возле него в судорогах бился Атенеум. Из глаз и рта существа лился красный свет. По его плоти расходились трещины. Кожа обугливалась и отслаивалась.
А имя все выходило и выходило из разума Ктесия, вытягивая из глубин варпа нечто огромное. Теперь он ощущал его формы, слышал его нечеловеческие мысли, пробивавшиеся в бытие. Он знал, что оно такое, знал, что поселилось у него в разуме и призывалось через Атенеума.
«Почему? — хотелось закричать ему. — Почему это происходит? Почему я призываю в бытие Алого Короля?»
Но вопросы исчезли, а диск продолжал нестись над выжженной равниной к сердцу Рубрики. К Ариману. И следующая часть бессмертного имени Магнуса возопила над его разрушенным миром.
Кнекку закашлялся. По полу застучал лед. Его легкие наполнились воздухом, и вместе с ним череп пронзила боль. Пальцы по-прежнему сжимали рукоять ножа в груди. Он вырвал его. Еще один одышливый кашель. По груди потекла наполовину замерзшая кровь. От столкнувшихся в глазных яблоках образа Лабиринта и заостренных очертаний реальности у него кружилась голова. Кнекку рывком поднялся на ноги. Нож выпал из онемевших пальцев. Сквозь двери в зал лился свет битвы. Он сделал шаг вперед. Рана в груди уже исцелялась — разум закупоривал кровеносные сосуды и сращивал кости.
+Быстрее, глупец+, — прошипел голос, пробившийся сквозь боль в голове.
Авениси сбросил с себя кошачье тело, которое носил в Лабиринте. Он подлетел ближе, и Кнекку увидел нечто, похожее на наполовину освежеванную летучую мышь. Биение ее крыльев искажало струящийся свет, а из подрагивающего скорпионьего хвоста сочился молочно-белый яд.
+3десь время — не иллюзия, и оно уходит. Ты разве не слышишь?+
Варп наполняла высокая нота, становившаяся громче и громче. Ему не требовалось ее слышать — ее грохотание отдавалось в голове. Сама планета боролась, но проигрывала.
Кнекку направился к выходу, отдавая по дороге мысленные приказы. Из креплений на стене вылетели пластины брони и соединились вокруг тела. Еще одна мысль — и завращавшееся в воздухе копье легло ему в руку. На голову опустился шлем. Перед глазами Кнекку потекли просперианские руны. Авениси приземлился ему на плечо, накрыв шею своим жалом. Он миновал дверь, стремительно пронесся по ступеням и вышел на вершину башни.
Перед ним раскинулся пейзаж разрушения. Огонь и дым заволокли небо, наполненное корпусами военных кораблей. Между руинами обрушенных башен пошатывались тени титанов. За ними мерцала отраженным светом круглая равнина. На той равнине он видел и чувствовал фигуры, вставшие в образе, что дернул его волю, стоило ему посмотреть.
На него накатила волна тошнотворного головокружения. Он отсек ее. От Кнекку во все стороны потекли мысли. Вершина башни содрогнулась и стала подниматься, унося его вверх. Щупальца, соединявшие ее с остальной башней, натянулись и одно за другим разорвались. Он видел, где находится Ариман. С истерзанных небес и до расплавленной земли свисало знамя белого огня. Черный диск зашипел, подчиняясь его воле.
+Брат+.
Он поднял голову. Бьющие крылья затмили небеса, когда Сар’ик порхнул вниз.
+3а мной, — велел Кнекку и ринулся на диске вперед. Сар‘ик поднялся вместе с ним, словно ястреб на теплом воздушном потоке. — Зови братьев. Зови их всех+.
+Ты нашел Алого Короля? — спросил Сар’ик. — Он возвращается?+
Кнекку не ответил. Огонь, и разруха, и кишевшие внизу армии были пятнами очертаний и цветов. Он не сводил глаз с сердца спирали света и разрушения, в котором ему предстояло встретиться с Ариманом и спасти Изгнаннику жизнь.
«Будет ли это похоже на огонь, что погубил мой родной мир? — спросил Астрей.
«Монолит» завывал. Он ощущал, как нити мыслей рвутся на свободу в ярящийся варп. Свет от места их назначения разгорался все ярче.
Он чувствовал, как демон шевелится в его мозгу, не отпуская его ни на шаг. Он терял рассудок. Он чувствовал, как мысли вытекают у него из головы, и когда они исчезали, Астрей уже не помнил, о чем они были.
«Он сгорит так же, как мой мир?» — спросил он у демона.
«Да», — ответил демон.
«Чем был мой мир?»
«Он был твоим домом».
«И он сгорел?»