Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
Эту заметку дядя молча положил перед Динни во время ужина. Прочтя, она оцепенела, но голос дяди заставил ее очнуться.
— Ты там была?
«Нет, он и в самом деле колдун!» — подумала Динни и не решилась откровенно солгать, хотя теперь уже привыкла уклоняться от истины; она только кивнула.
— В чем дело? — спросила леди Монт.
Динни сунула ей газету; та прочла заметку, щуря дальнозоркие глаза.
— Кто победил, Динни?
— Никто. Они просто разошлись.
— А где этот Ройстон?
— В Кембриджшире.
— Почему?
Этого ни Динни, ни сэр Лоренс не знали.
— Он посадил тебя сзади на седло, как на турнире?
— Нет, дорогая. Я оказалась там случайно, и в такси.
— От религии ужасно разгораются страсти! — пробормотала леди Монт.
— Да, — с горечью согласилась Динни.
— Их утихомирило твое появление? — спросил сэр Лоренс.
— Да.
— Вот это жаль! Лучше бы их унял полицейский или один из них вышиб из другого дух…
— Я вовсе не хотела, чтобы они меня заметили.
— А ты его после этого видела?
Динни покачала головой.
— Мужчины ужасно тщеславны! — заметила тетка.
На этом разговор кончился.
После ужина позвонил Стак и сообщил, что Уилфрид вернулся; но чутье подсказало Динни, что ей лучше туда не ходить.
Проведя бессонную ночь, она вернулась утром в Кондафорд. День был воскресный, и вся семья ушла в церковь. Динни почувствовала себя какой-то чужой. Дома все было по-прежнему: так же пахли цветы, так же выглядели комнаты, кругом те же люди были поглощены теми же делами, и, однако, все здесь казалось ей другим. Даже скотч-терьер и спаньели обнюхивали ее с недоверием, словно проверяли — своя она или чужая.
«А ведь и в самом деле, своя или чужая? — подумала Динни. — Когда душа томится, ничто тебе не мило».
Первой появилась Джин, — леди Черрел задержалась, чтобы принять причастие, генерал — подсчитать пожертвования, а Хьюберт — осмотреть деревенское поле для крикета. Джин нашла свою невестку на скамейке у старых солнечных часов, перед клумбой с дельфиниумами. Поцеловав Динни, она постояла, внимательно ее разглядывая.
— Возьми себя в руки, — сказала она, — не то свалишься с ног, имей это в виду!
— Я просто еще не обедала.
— Я тоже ужасно хочу есть. Раньше я думала, что папины проповеди — это пытка, даже после того, как я их сокращала. Но здешний священник!..
— Да, неплохо было бы его унять.
Джин опять помолчала, пристально вглядываясь в лицо Динни.
— Имей в виду, я целиком на твоей стороне. Немедленно выходи за него замуж, и уезжайте.
Динни улыбнулась.
— Для брака нужно согласие обеих сторон.
— А это правда, — то, что написано в утренней газете насчет драки в Ройстоне?
— Думаю, что не совсем.
— Но драка была?
— Да.
— Кто ее затеял?
— Я. Я — та злодейка, которая во всем виновата.
— Динни, ты очень переменилась.
— Что, уже не такая добренькая?
— Как хочешь, — заявила Джин. — Хочешь изображать тоскующую деву, пожалуйста!
Динни поймала ее за юбку. Джин стала возле нее на колени и обхватила ее руками.
— Ты была настоящим другом, когда мне было плохо.
Динни рассмеялась:
— А что говорят отец и Хьюберт?
— Отец молчит, но вид у него мрачный. Хьюберт твердит: «Что-то надо сделать!» — а потом заявляет: «Нет, это уж слишком!»
— В общем, не важно, — вдруг сказала Динни. — Теперь мне уже все равно.
— Ты не знаешь, что он теперь будет делать? Ерунда, он должен делать то, что ты хочешь!
Динни снова засмеялась.
— Ты боишься, что он убежит и бросит тебя? — сказала вдруг Джин с неожиданной проницательностью. Она уселась прямо на землю, чтобы удобнее было заглядывать Динни в глаза. — Ну да, с него станется. Ты знаешь, что я у него была?
— Ты?
— Да, но у меня ничего не вышло. Не могла выдавить из себя ни слова. У него огромное обаяние, Динни.
— Тебя послал Хьюберт?
— Нет. Это я сама. Я хотела ему сказать, что о нем подумают, если он на тебе женится, но не смогла. Странно, а я думала, он тебе рассказал. Он, верно, решил, что ты расстроишься.
— Не знаю, — сказала Динни. И она действительно не знала. В эту минуту ей казалось, что она вообще ничего не знает.
Джин молча ощипывала пушистый одуванчик.
— На твоем месте, — сказала она наконец, — я бы его соблазнила. Если ты ему отдашься, он не сможет тебя бросить.
Динни поднялась со скамейки.
— Давай пройдемся по саду и посмотрим, что уже расцвело.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Дома Динни не заговаривала о том, что всех так волновало, поэтому молчали и остальные, за что она была им искренне благодарна. Целых три дня она всячески старалась скрыть, как она несчастна. Писем от Уилфрида не было, не звонил и Стак; но ведь если бы что-нибудь случилось, уж он-то непременно дал бы ей знать! На четвертый день, чувствуя, что она больше не вынесет этой неизвестности, Динни позвонила Флер и спросила, может ли она к ним приехать.
Лица отца и матери сразу вытянулись, когда она объявила о своем отъезде. Молчаливое горе близких выносить труднее, чем прямой попрек.
В поезде ее обуял страх. А вдруг ее решение — ждать, чтобы Уилфрид сделал первый шаг, — было ошибкой? Может, ей лучше тут же пойти к нему? И, приехав в Лондон, она велела шоферу такси отвезти ее на Корк-стрит.
Но Уилфрида не было дома, и Стак не знал, когда он вернется. Тон слуги как-то странно переменился; казалось, он умыл руки и не желает ни во что вмешиваться. Мистер Дезерт здоров? Да. А как собака? Да, и собака здорова. Динни уехала оттуда в полном отчаянии. Но и в доме на Саут-сквер тоже никого не было, словно все сговорились оставить ее одну. Она совсем забыла, что летний сезон в разгаре, — в Уимблдоне идут теннисные состязания, открылась конская выставка. Все эти увеселения были ей теперь так чужды, что она не могла себе представить, кого они могут увлечь.