Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
— Этого субъекта придется унять! — воскликнул он.
Как, он еще смеет кичиться своей трусостью и тащить за собой в грязь эту милую девушку! Порядочный человек постыдился бы появляться с ней на людях в тот самый день, когда он открыто признался в своей подлости, достойной этого подлого листка!
В наш век, когда терпимость и либерализм — повальная болезнь общества, Джек Маскем твердо придерживался своих принципов и не отступал от них ни на шаг. Молодой Дезерт не понравился ему с первого взгляда. Недаром фамилия его похожа на слово «дезертир». И подумать, что такая милая девушка, — ведь не имея никакого опыта, она так разумно рассуждала о скаковых лошадях, рискует загубить свою жизнь из-за этого трусливого наглеца! Нет, это уж слишком! Если бы не Лоренс, он бы давно что-нибудь предпринял. Но тут он внутренне осекся. Что именно?.. Ведь этот субъект сам публично признался в своем позоре! Статья — уловка, он пытается обезоружить противников! Припертый к стенке, делает благородный жест. Афиширует свое предательство. Будь его воля, он бы переломал этому петушку крылья! Но тут он снова осекся… Ни один посторонний человек не может в это вмешиваться. Но если никто открыто не выразит порицания, покажется, что все принимают это как должное!
«Ах ты черт! — кипятился он. — Ну, хотя бы тут, в клубе, могут же люди запротестовать! Нам в «Бартоне» заячьи души не нужны!»
Он поднял этот вопрос на заседании правления клуба в тот же день и был потрясен тем, что его выслушали с полнейшим безразличием. Из семи присутствующих членов — председательствовал «Помещик», Уилфрид Бентуорт, четверо сочли, что вопрос этот касается только молодого Дезерта и его совести, не говоря уже о том, что вся эта история раздута прессой! С тех пор как Лайелл писал свою поэму, времена изменились. Один из членов правления дошел до того, что просил не морочить ему голову этой историей; он, видите ли, «Леопарда» не читал, с Дезертом незнаком, а к «Текущему моменту» питает одно отвращение.
— Я тоже, — сказал ему Джек Маскем, — но вот его поэма! — Он еще утром послал купить ее и провел целый час после обеда за чтением. — Дайте я вам прочту. Это черт знает что!
— Нет уж, бога ради, Джек, увольте!
Пятый член правления, который вначале молчал, заявил теперь, что если Маскем настаивает, всем им придется прочесть эту штуку.
— Да, я настаиваю.
«Помещик», до сих пор не проронивший ни слова, заметил:
— Секретарь разошлет книжки всем членам правления. И, кстати, сегодняшний номер «Текущего момента». Мы вернемся к этому вопросу на заседании правления в пятницу. А теперь — как мы решаем насчет этого красного вина?
И они перешли к обсуждению более важных дел.
Не раз бывало замечено, что всякая газета определенного толка, напав на какой-нибудь случай, позволяющий ей и похвастать своей добродетелью и блеснуть политическими взглядами, раздувает этот случай, боясь лишь попасться на откровенной клевете и отнюдь не боясь оскорбить тех, о ком она пишет. Обезопасив себя письмом Компсона Грайса, «Текущий момент» пустился во все тяжкие и всю неделю до следующего заседания правления клуба не давал его членам сделать вид, будто они ничего не знают или не интересуются разразившимся скандалом. Не было человека, который не читал и не обсуждал бы «Леопарда», а в день заседания «Текущий момент» поместил большую статью о том, как британец обязан вести себя на Востоке, полную двусмысленных намеков. Тут же было помещено объявление, напечатанное крупным шрифтом:
«ЛЕОПАРД» И ДРУГИЕ ПОЭМЫ УИЛФРИДА ДЕЗЕРТА.
ИЗДАНИЕ КОМПСОНА ГРАЙСА.
ПРОДАНО УЖЕ 40 ТЫСЯЧ.
ВЫПУЩЕН ТРЕТИЙ БОЛЬШОЙ ТИРАЖ.
Спор о том, нужно ли подвергать остракизму ближнего своего, всегда собирает большую аудиторию, и сегодня на заседание пришли даже те, кто никогда не удостаивал клуб своим присутствием.
Проект резолюции был предложен Джеком Маскемом.
«Предложить достопочтенному Уилфриду Дезерту, в соответствии с параграфом 23 Устава, выйти из членов клуба «Бартон» вследствие поведения, недостойного члена этого клуба».
При обсуждении резолюции он взял слово первым.
— Все вы получили книжку, где напечатана поэма Дезерта «Леопард», и номер газеты «Текущий момент» за прошлую пятницу. Вопрос не вызывает сомнений. Дезерт публично признался в том, что, смалодушничав, отрекся от своей веры под дулом пистолета, и я заявляю, что он недостоин быть членом этого клуба. Клуб был основан в память великого путешественника, который не дрогнул бы даже у входа в преисподнюю. Мы не потерпим здесь людей, попирающих английские традиции да еще и хвастающих этим!
Наступило короткое молчание, а потом тот, кто на прошлом заседании выступал пятым, заметил:
— А поэма-то, однако, удивительно хороша! Знаменитый адвокат, когда-то путешествовавший
по Турции, добавил:
— Разве не полагалось бы пригласить и его на это обсуждение?
— Зачем? — спросил Маскем. — Что он может добавить к тому, что сказано в поэме или в письме издателя?
Член правления, который в прошлый раз выступал четвертым, пробурчал:
— Неужели мы должны считаться с такой газетой, как «Текущий момент»?
— А чем мы виноваты, если он сам выбрал этот желтый листок? — возразил Маскем.
— Противно лезть в чужую душу, — продолжал четвертый. — Кто из нас может с уверенностью сказать, что не поступил бы на его месте так же?
Послышалось шарканье ног, и морщинистый знаток древних цивилизаций Цейлона пробормотал:
— На мой взгляд, Дезерт вывел себя из игры не своим отступничеством, а той шумихой, которую он поднял. Человек порядочный предпочел бы молчать. Да он просто рекламирует свою книгу! Уже третье издание, и все ее читают. Зарабатывать таким способом деньги — это уж слишком!
— Вряд ли он об этом думал, — сказал четвертый. — Успех книги был подогрет скандалом.
— Он мог изъять свою книгу.
— Это зависит от договора с издателем. Да и все бы сказали, что он спасается от бури, которую сам же поднял. Лично мне кажется, что он поступил благородно, сделав публичное признание.
— Красивый жест! — пробурчал адвокат.
— Если бы это был офицерский клуб, никто бы не раздумывал, как поступить, — заявил Маскем.
Автор «Возвращения в Мексику» сухо возразил:
— К счастью, он не офицерский!
— Я не уверен, что к поэтам можно применять обычные мерки, — задумчиво произнес пятый член правления.
— Почему же нет, если это касается обычных норм человеческого поведения? — спросил знаток цейлонской культуры.
Тщедушный человечек, сидевший напротив председателя, вдруг выпалил: «Тек-к-ущий м-момент…» — словно внутри у него лопнул воздушный шар.
— Весь город только об этом и говорит, — заметил адвокат.
— Молодежь у меня дома просто потешается, — сказал человек, еще не произнесший ни слова. — Спрашивают: «Да что же особенного он сделал?» Обвиняют нас в ханжестве, смеются над стихами Лайелла и считают, что Англии только на пользу, если с нее немножко собьют спеси.