Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 13
Шрифт:
Подав отцу полотенце, юноша повернулся, чтобы уйти. Но у двери остановился.
— Отец…
— Вот именно! Эти естественные родственные связи постоянны и не подлежат изменению.
Юноша повернулся и выбежал из ванной. Внизу, у лестницы, мать и сестра ожидали его.
— Ну?
— Ничего не вышло. Я просто не мог заявить ему, что мы хотим, чтобы он уехал.
— Конечно, мой дорогой, я понимаю.
— Ах, мама! Джек, ты должен!..
— Не могу. Я сейчас пойду их предупредить.
И, схватив шляпу, Джек убежал. Он бежал в вечернем тумане мимо маленьких домиков и пытался что-нибудь придумать. На углу, в конце ряда домиков, он остановился и позвонил.
— Можно видеть мисс Мэйбл?
— Она одевается, сэр. Войдите, пожалуйста.
— Нет. Я подожду здесь.
Стоя в темноте на крыльце, он репетировал: «Ты прости, но к нам приехал неожиданно один человек по делу…» Да, но что сказать, по какому делу?
— Здравствуй, Джек!
В дверях появилось видение — русая головка, розовое круглое, голубоглазое личико над пушистым свитером.
— Послушай, дорогая… закрой дверь.
— Зачем? Что такое? Что-нибудь случилось?
— Да, изрядная неприятность…. Сегодня тебе нельзя будет к нам прийти, Мэйбл.
— Не обнимай так крепко! А почему нельзя?
— Ну-ну. Так… есть причины.
— А я знаю! Твой отец вышел из тюрьмы.
— Что? Да как ты…
— Ну, конечно, мы все это знаем. Теперь мы должны быть очень внимательны к нему.
— Неужели ты хочешь сказать, что Родди и все… а мы-то думали, что никто ничего не знает.
— Что ты, все знают! Одни к этому относятся так, другие иначе. Я иначе.
— А ты знаешь, что он сделал?
— Да, я раздобыла газету и прочла весь отчет о процессе.
— Но почему ты мне ничего не рассказала?
— А ты почему не говорил?
— Это было так ужасно! А ты как думаешь?
— Я думаю, что с ним поступили безобразно.
— Но нельзя же разрешать подобные вещи.
— Почему нельзя?
— Но откуда же тогда будут браться люди?
— Англия и так перенаселена. Все это говорят.
— Это — совсем другое дело. А тут закон.
— Слушай, если ты хочешь спорить, то заходи в дом. Тут здорово холодно.
— Нет, я не хочу спорить. Мне надо еще предупредить Родди. Как хорошо, что ты все понимаешь, милая! Только… ты не знаешь моего отца.
— Значит, мне нельзя прийти?
— Не сегодня. Мама…
— Она, наверное, страшно рада?
— Д-да… она рада…
— Ну, всего хорошего. И знаешь что, ты отправляйся домой, а я скажу Родди. Ну-ну, не мни меня!
Возвращаясь бегом домой мимо маленьких домиков, Джек думал: «Как странно, боже мой! Все оказалось наоборот. Она! Она!.. Это очень современно».
3
Бывший № 299 сидел у камина, зажав сигарету в улыбающихся губах. Перед ним стоял стакан. В камине потрескивали угли. Часы пробили одиннадцать. Бросив окурок в золу, он потянулся и встал. Поднялся по лестнице, открыл первую дверь. В комнате было темно. Послышался тихий голос:
— Филипп?
— Я.
Он повернул выключатель, вспыхнул свет. Его жена сидела в постели очень бледная. Она пролепетала:
— Сегодня? Ты непременно хочешь?..
Бывший № 299 подошел к кровати, губы его все улыбались, в глазах было голодное выражение.
— Вовсе нет. В тюрьме приучают к воздержанию. Тебе сейчас противно?.. Пусть будет так. Спокойной ночи.
Голос из постели еле слышно отозвался:
— Филипп, ты меня прости. Но все это… так неожиданно… И я…
— Пустяки.
Он повернул выключатель, и свет погас. Дверь закрылась.
Три человека не могли уснуть в доме. Один спал. Те трое, что не спали, думали:
«Если бы только он дал нам повод пожалеть его! Если бы мы могли его полюбить! Его самообладание просто пугает и отталкивает. Оно неестественно. Ему бы следовало искать нашего сочувствия и сочувствовать нам. А он, кажется, ни к себе, ни к нам, ни к кому на свете ничего не чувствует. А что будет завтра? Разве можно теперь жить здесь? Сможем ли мы терпеть его присутствие в доме или поблизости? Он страшен!»
Спящий лежал в постели, в настоящей постели впервые за тысячу и одну ночь. Глаза на лице, как бы вырезанном из слоновой кости, были крепко закрыты. Он спал и во сне улыбался, радуясь мягкости своего ложа. Уже после рассвета бодрствующие уснули, а спящий проснулся. Его взгляд искал одежду, сложенную на полке в углу, а пониже — блестящую жестяную кружку, искал глазок в двери и полосу клеевой краски на стенах тесной, накрепко замкнутой камеры. И вдруг кровь отлила от сердца: ничего этого не было! Все его существо боролось с фантастичностью окружающего. Он лежит в комнате и видит, как свет пробивается сквозь ситцевые занавески, и на нем ночная рубашка. А под ним самая настоящая простыня! Он вздрогнул, не смея себе поверить, затем откинулся назад и лежал, улыбаясь, разглядывая оклеенный бумагой потолок.
III
1
— Так не может продолжаться, мама! Не может! В его присутствии я чувствую себя жалким червяком. Я тоже сбегу, как Берил. У него одна цель заставить всех чувствовать себя мелкими и ничтожными.
— Не забывай, что он пережил.
— Но я не понимаю, почему он должен отыгрываться на нас. Мы ничего ему не сделали, только страдаем из-за него.
— Он вовсе не хочет обидеть нас или кого другого.
— Ну да! У всякого, кто заговорит с ним, сразу пропадает желание продолжать. Он как будто кожу сдирает с человека. Это похоже на болезнь.
— Его можно только жалеть. — Но он вполне счастлив, мама. Он просто берет реванш.
— Если бы в тот первый вечер…
— Мы пытались. Ничего не вышло. Он совершенно ни в ком не нуждается. Как быть завтра вечером?
— Мы не можем оставить его одного в канун рождества, Джек.
— Тогда нам придется взять его с собой к Берил. Здесь я не выдержу. Смотри! Вон он идет.