Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 6
Шрифт:
— Она не пришла, — сказал он
Хилери положил перо на стол
Это был первый по-настоящему весенний день, и он спросил:
— В таком случае, быть может, вы бы согласились разделить со мной прогулку, сэр?
— Да, — ответил мистер Стоун.
Они отправились в Кенсингтонский сад. Хилери шел, чуть опустив голову, а мистер Стоун — обратив взгляд к своим далеким мыслям и выставив вперед седую бородку.
Звезды крокусов и бледно-желтых нарциссов сверкали на своих зеленых небосводах. Почти на каждом дереве ворковал голубь,
Среди деревьев реял дух Цвета, окутывая их коричневато-лиловой дымкой; солнце садилось, окрашивая небо в шафран. Стоял один из тех дней, что вызывают в сердце томление, — так же, как луна томит сердца детей.
Мистер Стоун и Хилери сели на скамью у дороги.
— Вязы…. неизвестно, с какого времени они приняли вот эту свою форму, — проговорил мистер Стоун. — У них у всех одна общая душа, так же как и у людей.
Он умолк, а Хилери с беспокойством огляделся по сторонам. Но они были на скамье одни. Мистер Стоун снова заговорил:
— Их форма и равновесие — это и есть их единая душа, они сохраняют ее неизменной от века к веку. Ради этого они и живут. В те дни… — голос его стал глуше, он просто забыл, что он не один — …когда у людей еще не было общих представлений, им следовало бы брать пример с деревьев. Вместо того, чтобы пестовать множество маленьких душ, питая их различными теориями о загробной жизни, им бы следовало заниматься усовершенствованием существующих форм, и таким образом сделать более достойной единую, всеобщую человеческую душу.
— Кажется, вязы всегда считались неподатливыми деревьями, — заметил Хилери.
Мистер Стоун повернул голову и, увидев рядом с собой зятя, спросил:
— Вы, кажется, что-то сказали мне?
— Да, сэр.
Мистер Стоун продолжал задумчиво:
— Быть может, пройдемся?
Они встали со скамьи и возобновили прогулку… Маленькая натурщица сама объяснила Хилери, почему она не пришла в тот день.
— Мне надо было кое с кем встретиться, — сказала она.
— Предлагали еще работу?
— Да, друг мистера Френча.
— Кто же именно?
— Мистер Леннард. Он скульптор, у него есть студня в Челси. Он хочет, чтобы я ему позировала.
— Ах, так!
Она глянула украдкой на Хилери и повесила голову. Хилери отвернулся к окну.
— Надеюсь, вы понимаете, что значит позировать скульптору?
За его спиной прозвучал голос маленькой натурщицы, как всегда трезво-деловитый:
— Он сказал, что у меня как раз такая фигура, какая ему
Хилери все стоял, уставившись в окно.
— Мне казалось, вы не хотели позировать обнаженной.
— Я не желаю всю жизнь оставаться нищей.
Неожиданный ответ и странный тон его заставили Хилери обернуться.
Девушка стояла в полосе солнечного света: ее бледные щеки покрылись румянцем, бледные полураскрытые губы порозовели, глаза в оправе коротких черных ресниц были широко раскрыты и глядели мятежно, округлая юная грудь вздымалась, как после долгого бега.
— Я не хочу всю жизнь только и делать, что писать под диктовку.
— Ну что ж…
— Мистер Даллисон, я не хотела… это я только так сказала, право же! Я буду делать только то, что вы мне велите, да, да!
Хилери глядел на нее критическим, недоверчивым взглядом, будто спрашивал: «Что ты такое? Подлинно редкое издание или же…?» — точно таким взглядом, каким уже смутил ее однажды.
Наконец он сказал:
— Поступайте так, как считаете нужным. Я никогда никому не даю советов.
— Я же знаю, что вы не хотите, чтобы я позировала скульптору, а раз вы не хотите, значит, и мне не хочется, я даже рада отказаться.
Хилери улыбнулся.
— Вам разве не нравится работать у мистера Стоуна?
Маленькая натурщица сделала гримаску.
— Мистер Стоун мне нравится: такой смешной старичок.
— Да, это общее мнение, — ответил Хилери, — но, видите ли, мистер Стоун считает, что это не од, а мы смешные.
Маленькая натурщица тоже слегка улыбнулась. Полоса солнечного света тянулась теперь позади нее — девушка стояла на фоне миллиона плавающих в воздухе золотых пылинок, и на мгновение Хилери почудилось: это юная Тень Весны, ожидающая, что принесет ей грядущий год.
Мистер Стоун, сказав из-за двери «Я готов», прервал их беседу…
Хотя положение девушки в доме на первый взгляд казалось укрепившимся, время от времени какой-нибудь маленький инцидент — так, пустяки, соломинки, поднятые ветром, — показывал, какие чувства скрываются за внешним дружелюбием, за той осторожной и почти извиняющейся манерой, с какой обращаются к бедным и слабым, — манерой, столь характерной для людей, обладающих тем, что Хилери называл «общественной совестью». Всего за три дня до того, как он сидел в раздумье подле бюста Сократа, Сесилия, приглашенная к завтраку, бросила такое замечание:
— Конечно, никто не в состоянии разобрать папин почерк, я знаю, но почему бы ему не диктовать машинистке, а не этой девчушке? Машинистка справилась бы вдвое быстрее. Просто не понимаю.
Ответ Бианки последовал несколькими секундами позже.
— Быть может, это понимает Хилери?
— Тебе неприятно, что она приходит сюда? — спросил он.
— Нет, не очень. А что?
— По твоему тону я заключил, что тебе это неприятно.
— Я не сказала, что мне неприятно то, что она приходит работать к отцу.