Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 6
Шрифт:
Ответа на ее вспышку не последовало. Сесилия испугалась еще больше. Все так запутано, ненормально… Злобный, мрачный Хьюз и трагический образ Бианки… Отдает итальянской драмой. Ей никогда и в голову не приходило, что человек из низов может быть одержим бурной любовной страстью. Она вспомнила улочки, на которые смотрела сегодня из окна спальни. Неужели на этих жалких задворках может родиться что-либо похожее на страсть? Живущие там люди убогие, измученные существа, они еле сводят концы с концами. Они никогда не бывают уверены в завтрашнем дне. Они не живут, а прозябают. Но разве может человек, который не живет, а прозябает, найти время и силы для столь трагических переживаний? Нет, этому нельзя поверить.
До ее сознания дошло, что Хилери обращается к ней:
— А ведь этот человек, пожалуй, опасен.
Получив подтверждение своим страхам, Сесилия с некоторой жесткостью, таившейся в ней и помогавшей ей жить, несмотря на все ее колебания и добрые порывы, внезапно решила, что долг свой она выполнила и на этом надо остановиться.
— Больше я с этими людьми дела иметь не буду, — сказала она. — Я старалась сделать для миссис Хьюз все, что в моих силах. У меня есть на примете швея, которая с радостью ее заменит. И, конечно, любая другая девушка сможет писать под диктовку. Послушай моего совета, Хилери, — не пытайся помочь им.
Усмешка на лице Хилери озадачила и раздосадовала ее. Она и не подозревала, что это именно та усмешка, которая, как стена, стояла между ним и ее сестрой.
— Быть может, ты права, — сказал он, пожав плечами.
— Прекрасно, — ответила Сесилия. — Я сделала все, что могла. Теперь мне нужно идти. До свидания, Хилери.
Подходя к двери, она оглянулась. Хилери стоял подле бюста Сократа. Сердце у нее сжалось: так больно было оставлять его одного в таком смятении… Но вновь образ Бианки, неуловимой в собственном доме, предстал перед ней, такой трагичный в своей насмешливой неподвижности, и Сесилия поспешила уйти.
За спиной ее раздался голос:
— Как поживаете, миссис Даллисон? Ваша сестра дома?
Сесилия обернулась и увидела мистера Пэрси; он слегка приподнимался и опускался вместе с вибрирующим, покачивающимся «Дэмайером А-прим», готовясь спуститься с подножки.
С таким ощущением, будто она только что побывала в доме, который посетила болезнь или горе, Сесилия сказала вполголоса:
— К сожалению, ее нет дома.
— Не повезло, — сказал мистер Пэрси. Лицо его вытянулось, насколько способна была вытянуться эта квадратная красная физиономия. — А я-то думал, вот прокачу и ее и моего «Дэмайера А-прим» — ему ведь тоже надо проветриться на свежем воздухе. — Мистер Пэрси положил руку на кузов дрожащей, как будто тяжело дышащей машины. — Вам приходилось ездить в «Дэмайере А-прим»? Преотличные автомобильчики — лучшие, какие можно получить за эту цену. Я бы хотел, чтобы вы сами в том убедились.
«Дэмайер А-прим», испуская аромат тончайшего бензина, подскочил и задрожал, будто понимая похвалу хозяина. Сесилия взглянула на автомобиль.
— Да, прелестная машина, — сказала она.
— Поедемте! — предложил мистер Пэрси. — Давайтe я вас покатаю. Ну, хоть просто для того, чтоб доставить мне удовольствие, а? Мой «Дэмайер» вам понравится, я уверен.
Чуточку раскаяния, чуточку любопытства, внезапный внутренний протест против всех мучивших ее неприятностей и грязных подозрений заставил Сесилию благосклонно взглянуть на коренастую фигуру мистера Пэрси. Затем, едва успев понять, как это произошло, она уже сидела в «Дэмайере». Автомобиль дрогнул, фыркнул дважды, распространил сильный запах бензина и скользнул вперед.
— Вот это вы молодчага! — сказал мистер Пэрси.
Почтальон, собака, тележка булочника — все, что на полной своей скорости двигалось вперед, казалось, стояло на месте. Ветер хлестал Сесилии в лицо. Она тихонько засмеялась.
— Отвезите меня домой, пожалуйста.
Мистер Пэрси тронул шофера за локоть.
— Поезжайте вокруг парка, — сказал он. — Покажите, на что способен мой «Дэмайер».
Машина взвизгнула. Сесилия откинулась на мягком сиденье и поглядела искоса на мистера Пэрси, который также сидел откинувшись в своем углу; на губах ее играла несколько удивленная, нечестивая улыбка.
«Что я делаю? — казалось, говорила она себе. — Как это он ловко заставил меня сесть в автомобиль, право… Но теперь, раз уж я села, буду наслаждаться, вот и все!»
Не было больше ни четы Хьюзов, ни маленькой натурщицы, вся эта грязная жизнь исчезла; оставался только ветер, хлеставший в лицо, да подпрыгивающий «Дэмайер А-прим».
Мистер Пэрси заговорил:
— Для меня такие вот прогулки — очень важная штука. Держат нервы в порядке.
— Вот как? — протянула Сесилия. — У вас тоже, оказывается, есть нервы?
Мистер Пэрси улыбнулся. Когда он улыбался, щеки его превращались в два твердых красных комка, подстриженные усики вставали торчком и вокруг светлых глаз разбегалось множество морщинок.
— Весь этими нервами опутан, — сказал он. — Всякий пустяк выводит меня из равновесия. Не могу видеть голодного ребенка и ничего в таком роде.
Сесилия невольно почувствовала восхищение этим человеком. Почему она, Тайми, Хилери, Стивн и все, с кем они знакомы и встречаются, не могут быть такими вот здоровыми, нормальными людьми, которых не терзает жажда нового, которые довольны своей жизнью и не ведают, что такое «общественная совесть»?
«Дэмайер А-прим», словно приревновав к хозяину, внезапно остановился сам по себе.
— Подождите, подождите, миссис Даллисон, да не выходите же, я вам говорю! Через минуту все будет в порядке, — сказал мистер Пэрси.
— Нет, спасибо, мне все равно нужно зайти сюда, вот в этот магазин. Тут мы с вами, я думаю, и распрощаемся. Большое вам спасибо. Я получила огромное удовольствие.
У входа в магазин Сесилия обернулась. Мистер Пэрси вылез из машины и, весь перегнувшись вперед, с глубокой сосредоточенностью смотрел на своего «Дэмайера А-прим».
ГЛАВА IX ХИЛЕРИ ИДЕТ ПО СЛЕДУ
Этика такого человека, как Хилери, отличалась от этики миллионов чистокровных Пэрси, основанием для которой служило чувство собственности, как в этом, так и в ином мире. Она не вполне совпадала с верованиями и моралью аристократии; хотя эта последняя и отдавала дань эстетизму, но в массе своей она втихомолку держалась этики мистера Пэрси и, пользуясь своими крепкими позициями, еще добавляла к ней принцип «наплевать нам на все!» В глазах большинства Хилери был человеком безнравственным и безбожным, в действительности же он разделял моральные и религиозные убеждения той особой общественной группы людей культуры, «профессоров, художников-мазил, передовой публики и прочих чудаков», как выразился о них мистер Пэрси, — той группы, которая пополнялась из числа людей, избавленных от необходимости вести борьбу за существование и занимающихся спекуляцией идеями.