Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 8
Шрифт:
— Как чудесно — тепло и запах цветов в темноте!
Уинтон вздрогнул.
— Просто великолепно! Но у меня погасла сигара, а спичек нет.
Джип взяла его под руку.
— Темнота, этот шепот влюбленных — словно мы в каком-то таинственном мире. Тебе не кажется?
Порыв ветра всколыхнул листву, и на мгновение ночь стала полна шепота; потом донеслось чье-то хихиканье. Джип встала.
— Уже прохладно от росы. Может быть, пойдем? Очарование исчезло. Ночь опять стала обыкновенной лондонской ночью. Парк снова превратился в покрытый пыльной травой и гравием участок земли, влюбленные в клерков и продавщиц на прогулке.
ГЛАВА VIII
От Фьорсена приходили длинные послания. Он страшно тосковал без нее, но, судя по всему, весьма усердно развлекался. Он просил денег, но забывал сообщить, на что он их тратит. Выходя из бюджета, и без того урезанного, Джип посылала ему денежные переводы: это ведь был и ее отпуск, и она могла себе разрешить оплачивать его. Однажды она разыскала магазин, где можно было продать драгоценности, и все, что выручила, отправила ему. Это дало ей еще одну неделю.
Как-то вечером они пошли с Уинтоном в «Октагон», где все еще выступала Дафна Уинг. Джип вспомнила, как восторгалась девушка ее садом, и написала ей письмо, в котором приглашала позавтракать и отдохнуть у нее до вечера.
Мисс Дафна с жадностью ухватилась за приглашение; она пришла, бледная и поникшая от жары, в платье из шелка либерти, в простой соломенной шляпе с широкими полями. Позавтракав, они расположились в самом тенистом уголке сада — Джип в плетеном кресле, Дафна на подушках в траве. После длинной серии восклицаний маленькая танцовщица принялась откровенно изливать душу. И Джип — внимательнейшая слушательница — с интересом следила за рассказом этой девушки, столь отличной от нее самой.
— Конечно, как только смогу, я уйду из дома. Только нехорошо выходить в жизнь, — это выражение она употребляла довольно часто, — если не знаешь, что к чему. В моей профессии надо быть очень осторожной. Правда, многие думают, что она хуже, чем на самом деле; отец даже иногда выходит из себя. Но, право, миссис Фьорсен, дома ужасно! Мы едим баранину — вы ведь, знаете, что такое баранина! Просто невозможно спать летом в комнате, когда пахнет бараниной. А тут еще нужно упражняться. Чего бы я хотела, так это иметь студию. Вот было бы дивно — где-нибудь у реки или здесь, наверху, возле вас! Право, дивно! Знаете, я понемногу откладываю деньги. Как только соберу двести фунтов, я сбегу. А что было бы совсем чудесно — это заинтересовать художников, музыкантов. Я не хочу быть обыкновенным «номером» — балетные ангажементы год за годом и прочее. Я хочу быть чем-то особенным! Но мать рассуждает так глупо — она считает, что я ни в коем случае не должна рисковать. А я с ней не согласна… Так приятно беседовать с вами, миссис Фьорсен, потому что вы тоже молоды и понимаете меня; и я уверена, что вы не обидитесь, если я кое о чем вас спрошу. Вот насчет мужчин; как вы считаете: надо выходить замуж или иметь любовника? Говорят, что нельзя стать хорошей артисткой, пока не испытаешь страсти. Но если выйти замуж, тогда снова баранина, а может быть, и дети, да еще вдруг попадется плохой муж. Уф! И все же я против беспутства. Я ненавижу беспутных людей, просто ненавижу. Вы как считаете? Все это ужасно трудно, правда?
Джип отвечала с полной серьезностью:
— Такие вещи улаживаются сами собой. Я бы не беспокоилась на вашем месте.
Дафна Уинг оперлась подбородком на руки.
— Да, я и сама так думала. И, конечно, я бы могла сейчас сделать либо то, либо другое. Но, видите ли, меня совершенно не интересуют обыкновенные, ничем не выдающиеся мужчины. Я убеждена, что влюблюсь только в выдающегося мужчину. Вы ведь тоже так поступили, правда? Поэтому вы должны меня понять. Я считаю, что мистер Фьорсен — удивительно выдающийся!
Пробившийся через листву теплый солнечный луч вдруг упал на открытую шею Джип. Она по-прежнему серьезно слушала Дафну Уинг.
— Конечно, мать устроила бы истерику, если бы я спросила ее об этом, а уж про отца и говорить не приходится. Но это ведь так важно, правда? Можно с самого начала наделать ошибок, а мне так хочется выдвинуться… Я просто обожаю свою работу. Я не хочу, чтобы любовь мешала работе, я хочу, чтобы она мне помогала, понимаете? Граф Росек говорит, что моим танцам не хватает страсти. Мне хочется, чтобы вы сказали, так ли это. Вам я поверю.
Джип покачала головой.
— В этом я не судья.
Дафна Уинг посмотрела на нее с упреком.
— О, я уверена, что это не так! Будь я мужчиной, я бы страстно влюбилась в вас. У меня есть новый танец — танец нимфы, которую преследует фавн; но так трудно чувствовать себя нимфой, когда знаешь, что фавн всего-навсего балетмейстер. Вы считаете, что мне надо вложить страсть в этот танец? Понимаете, я должна все время убегать; но было бы намного тоньше, если бы создать впечатление, что я сама хочу быть пойманной. Вы не согласны?
У Джип неожиданно вырвалось:
— Да, я думаю, что вам пойдет на пользу, если вы полюбите.
Рот Дафны Уинг слегка приоткрылся, глаза округлились.
— Вы испугали меня, — пробормотала она. — У вас был такой… такой… взгляд, когда вы говорили это.
И вправду, в Джип загорелся какой-то огонек. Этот пустой, бессодержательный разговор о любви взбудоражил всю ее душу. Она не хочет любви; она не сумела полюбить. Но чем бы ни была любовь, она не терпит болтовни о себе. Как же получается, что эта девица из предместья, едва только ставшая на пуанты, смогла так задеть ее за живое, так взволновать?
— Знаете, что бы доставило мне самое большое наслаждение? — продолжала Дафна Уинг. — Потанцевать как-нибудь для вас в этом саду! Это, наверно, чудесно — танцевать на свежем воздухе; и трава прекрасная, совсем сухая. Только боюсь, что слуги сочтут это неприличным. Они заглядывают сюда? — Джип отрицательно покачала головой. — Я могла бы танцевать вон там, против окон вашей гостиной. Но только нужна лунная ночь. Я могу прийти в любое воскресенье. У меня есть танец, где я — цветок лотоса, он подходит как нельзя лучше! А потом — настоящий лунный танец, на музыку Шопена. Я бы принесла свои костюмы и переодевалась бы в вашей студии, правда? — Она сидела, скрестив ноги и сложив руки, и глядела на Джип. — О, вы позволите?
Желание доставить ей удовольствие, необычность затеи, да и действительный интерес к ее танцам заставили Джип сказать:
— Хорошо. В будущее воскресенье.
Дафна Уинг вскочила, бросилась к Джип и поцеловала ее. Ее губы были влажны, от нее пахло флер-д'оранжем; Джип слегка отшатнулась — она не выносила восторженных поцелуев. Сконфузившись, мисс Дафна опустила голову и сказала:
— Вы так прелестны; я не могла удержаться.
Джип почувствовала раскаяние, взяла руку Дафны Уинг и ласково пожала ее.