Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 9
Шрифт:
На следующее утро, когда они сидели за завтраком, пришла телеграмма от Хьюберта: он сообщал, что они с Джин приедут к ужину.
— «Сенсационное возвращение молодого помещика под родной кров! — пробормотала Динни. — С ним молодая, любимая жена!» Слава богу, будет уже темно, и мы сможем заклать тельца для блудного сына без посторонних глаз. А у тебя есть телец, папа?
— У меня еще осталось от деда две бутылки «Шамбертена» тысяча восемьсот шестьдесят пятого года. Мы разопьем их; есть у нас и старый коньяк.
— Хьюберт очень любит вальдшнепов, можно их достать, мама? И блинчики. А как насчет речных устриц? Он обожает устрицы.
— Постараюсь, Динни.
— Непременно грибы, — добавила Клер.
— Боюсь, мама, что тебе придется порыскать по всей округе.
Леди Черрел улыбнулась; она разительно помолодела.
— Сегодня славный денек для охоты, — сказал генерал. — Что скажешь, Клер? Соседи собираются у Уайвел-кросс в одиннадцать.
— С удовольствием.
Проводив отца с Клер на конюшню, Динни пошла погулять с собаками. Чувство облегчения после долгой тревоги, мысль, что больше не из-за чего волноваться, — все это было так восхитительно; ее даже не смущало, что служебные дела Хьюберта за эти два месяца ничуть не поправились, — а ведь прежде они ее порядком огорчали. Положение его было не лучше, а даже хуже прежнего, — ведь ему придется думать теперь и о жене; и все-таки на сердце у Динни было легко. Это доказывало, что Эйнштейн прав и все на свете относительно.
Напевая «Линкольнширского браконьера», она побежала в парк, но треск мотоцикла в аллее заставил ее обернуться. Кто-то помахал ей рукой и, загнав машину в куст рододендрона, направился к ней, снимая на ходу шлем.
Ну, конечно, Алан! И она поняла, что ей вот-вот снова сделают предложение руки и сердца. Сегодня уж ему ничто не помешает, — он даже не совершил опасного подвига, и предложение не будет выглядеть как требование награды.
«Одна надежда, — подумала она, — что он еще не сбрил бороду, и это его остановит». Увы! На загорелом лице Алана выделялся светлый подбородок.
Он подошел к ней с протянутыми руками, и она протянула ему свои.
Так, держась за руки, они постояли, глядя друг на друга.
— Ну, — сказала наконец Динни, — рассказывайте. Вы напугали нас до смерти, молодой человек.
— Давайте куда-нибудь сядем, Динни.
— Хорошо. Не наступите на Скарамуша, он у вас под ногой, а ножка у вас не маленькая.
— Не такая уж большая. Динни, вы выглядите…
— Ничего подобного, — сказала Динни, — я выгляжу как драная кошка. И все знаю — и насчет профессора, и насчет ящика для боливийских скелетов, и насчет подмены Хьюберта на пароходе.
— Откуда?
— Не такие уж мы дураки, Алан. А какова была ваша роль — зачем понадобилась борода? Мы не можем сесть прямо на камень.
— А я не сойду за подушку?
— Никак. Лучше подложите куртку. Теперь рассказывайте!
— Что ж, — сказал он, с неодобрением разглядывая свой башмак, — если уж вам так хочется знать… Конечно, мы еще не придумали ничего определенного, — все зависело от того, как его отправят. Было несколько возможностей. Если бы пароход зашел по дороге в порт — в Испании или в Португалии, — мы бы действительно воспользовались этим ящиком. Халлорсен поехал бы на пароходе, а Джин и я дожидались в порту с самолетом и настоящими скелетами. Джин должна была пилотировать самолет, она просто рождена для этого, и они полетели бы в Турцию.
— Да, — сказала Динни, — мы так и догадались.
— Каким образом?
— Не важно. А другой вариант?
— Если бы пароход никуда не заходил, все было бы куда сложнее; мы собирались послать подложную телеграмму охране Хьюберта в Саутгэмптон или в другой порт отправления с требованием доставить его в местную полицию для получения дальнейших инструкций. По дороге Халлорсен на мотоцикле врезался бы в них с одной стороны, я — с другой; Хьюберт должен был перескочить в мою машину, и я отвез бы его к самолету.
— Гм! — произнесла Динни. — В кино все это получается хорошо; но неужели и в жизни охранники — такие простофили?
— Видите ли, этот вариант мы еще как следует не разработали. Мы делали ставку на первый.
— А вы все деньги истратили?
— Нет, только около двухсот фунтов; самолет мы можем перепродать.
Динни с облегчением вздохнула и посмотрела на него долгим взглядом.
— Если хотите знать мое мнение, — сказала она, — вы дешево отделались.
Он осклабился.
— Тем более что в случае удачи мне неудобно было бы к вам приставать. Динни, я возвращаюсь сегодня на корабль. Вы не согласились бы?..
— Разлука сближает сердца, — ласково сказала Динни. — Когда вы вернетесь в следующий раз, обещаю вам подумать.
— Можно мне вас поцеловать?
— Можно.
Она подставила ему щеку.
«Вот, — подумала она, — теперь он пылко прильнет к моим губам. Но нет, он этого не сделал! Ей-богу, он меня как будто даже уважает!» — И она поднялась.
— Пойдемте, дорогой мой, и большое спасибо за все, что вам, к счастью, не довелось сделать. Я, честное слово, постараюсь забыть, что я убежденная старая дева.
Он грустно взглянул на нее, словно пожалев о своем самообладании, но все же не мог не улыбнуться в ответ на ее улыбку. Вскоре треск его мотоцикла замер в тиши осеннего дня.
Все с той же улыбкой Динни вернулась домой. Какой он милый! Но нельзя же так сразу! Даже в наши дни люди иногда горько каются в своей поспешности.
Они наспех пообедали, леди Черрел села в форд, которым правил конюх, и отправилась на поиски тельца. Динни собралась было обойти сад и посмотреть, не осталось ли цветов — уже стоял ноябрь, — но тут ей подали визитную карточку:
«Караул! — пронеслось у нее в голове — Это молодой человек дяди Лоренса!»
— Где он, Эми?
— В холле, мисс.
— Пригласите его в гостиную, я сейчас приду.
Динни бросила корзину и садовые перчатки, достала пудреницу и осмотрела свой нос в маленьком зеркальце; в гостиную она вошла с террасы и с удивлением увидела «молодого человека», который удобно расположился в кресле, поставив рядом свои принадлежности. У него была густая седая шевелюра, на черной ленточке висел монокль; когда он поднялся, она поняла, что ему не меньше шестидесяти.