Джони, о-е! Или назад в СССР - 2
Шрифт:
Получалось неплохо. Все эти месяцы я отрабатывал удары по газетному листу, подвешенному на верёвку, как простынь на прищепки. Верёвки своим пересечением образовывали двойной крест, с квадратом в центре, и использовались мной для отработки, в том числе, нырков и уклонов.
— Хорошая игрушка, — одобрил Рамзин. — Неплохо работаешь руками. А ногой достаёшь? Ты же не просто боксёр?
— А вы не хотите попробовать? — серьёзно спросил я и отшагнул в сторону. — Руками… Хотя… Чего это я вас ограничиваю?
Рамзин подошёл, пристроился и пробил маваси гери
— О, как! — воскликнул следователь. — Огрызается? Хе-хе-хе! Это тебе не беспомощной мешок дубасить… Опасная игрушка.
Рамзин быстро поднялся.
— Ох, чёрт! — Рамзин потёр бедреннй сустав. — Чуть ногу не оторвала твоя макивара.
— Бывает… Вы, если хотите бить с проносом, больше скручивайтесь в тазу, чтобы колено на самом верху опускалось вниз. Тогда можно будет просто развернуться спиной. Давайте, покажу.
Подойдя к макиваре в темпе вальса, я ударил правой ногой боковой круговой удар, но выпрямил ногу только тогда, когда колено уже прошло верхнюю точку и стало опускаться. На самбо мы много играли в рэгби на коленях, и пальцы уже привыкли загибаться вверх, поэтому удар подушками пальцев получился качественным. Макивара от удара дрогнула, вернулась обратно, но моей ступни там уже не было.
— Ловко! Необычный удар! Ты хорошо растянут! Молодец! — похвалил меня Рамзин.
Меня покоробило. Взрослые, я заметил, позволяют себе оценивать детей только по тому, что они взрослые. Хотя сами, того, за что хвалят, не делают.
— А вы давно занимаетесь каратэ? — спросил я, чтобы заполнить паузу.
— Я не только каратэ изучаю. Есть много способов, э-э-э, различного воздействия на, э-э-э, противника. Во Франции, например, есть французский бокс. Он подразумевает удары ногами. Принципы движения одни.
— Не соглашусь, — возразил я, вспомнив, что и по этому поводу мы с ним однажды спорили, но к консенсусу не пришли. — Принципы, может быть и одни, но пути к ним разные и не все проходят этот путь до конца. Вот вы явно решили, что той гибкости, что у вас есть, уже достаточно, чтобы противника поразить. Но вы не правы. Гибкости в единоборствах много не бывает, как и жёсткости. И как соблюсти между ними баланс? Ведь гибкость противоречит жесткости, которую ошибочно принимают за силу.
Рамзин переглянулся со «следователем».
— Я не знал, что он ещё и философ, — замахал тот перед собой руками. — Это ты уж сам с ним разбирайся. Мне он уже вот где…
Гэбэшник показал ребром ладони на своё горло.
— Знаете, что? Мне показать, где вы у меня? — грубо спросил я, нахмурившись и опустив взгляд на свою ширинку…
— Ну… — захлебнулся от гнева следователь. — Да я тебя, щенок…
— А попробуйте. Думаете, у вас получится?
Я стал переминаться с ноги на ногу. Честно говоря, мне очень хотелось, чтобы он на меня напал. Однако Рамзин, положил ладонь на плечо напарнику.
— Вы б лучше
Он не сказал, «вербовки», но это так явно читалось в качестве продолжения фразы, что я обалдел.
— Вы тут что, млять, устроили? — спросил гневно я. — Пришли два мужика ко мне домой и издеваются над ребёнком. Нашли, млять, объект для… для…. Для чего, млять вы нашли объект? Я прямо сегодня, млять, запишусь на приём к начальнику КГБ. Надеюсь, что всё, что вы тут… Всё это записывается. Не поможет ваш начальник, пойду в прокуратуру. Вы зае*али меня уже, товарищи в серых пиджаках! С вами начинаешь вести себя по-хорошему, так вы борзеть начинаете. В злого и доброго кагэбэшника играете? Пошли вы на хер из моего дома! Вы меня уже достали. Я не поеду в Израиль. Уеду куда-нибудь в деревню, и буду жить там, забросив к еб*еням эту радиотехнику. Буду бабушкам телевизоры ремонтировать.
Я «истерил» минут десять, а эти два чудовища тупо на меня смотрели и переговаривались.
— Ты видишь, — вдруг спросил «следователь» Рамзиина, — он даже истерит не по-детски, а по-взрослому…
— Да-а-а… Тяжёлый случай, — согласился Рамзин. — И что будем делать?
— Извиняться придётся, — поморщился «следователь». — И больше в такие игры не играть. Серьёзный парень.
— Да, уж… Извини, Евгений! — сказал Рамзин.
— Да, нахрен мне ваше извинение?! — восхитился я. — Стоят они тут и обсуждают меня, словно я не человек, а пугало огородное, или таракан какой. Вы совсем берега попутали, товарищи? Выметайтесь из моего дома, или я иду звонить. Вы, между прочим, товарищ «следователь», до сих пор мне своё удостоверение не показали.
Тут Рамзин удивлённо посмотрел на напарника.
— Это правда? — спросил он.
— А! Шучу я так, — отмахнулся тот — Не заморачивайся!
— Да! Издевается он так над ребёнком, у которого психика ещё очень неустойчивая. Вы ведь можете меня и до суицида довести. Я так и напишу вашему руководству. В случае моей смерти прошу винить не представившегося мне за два месяца товарища капитана и товарища, не пойми, какого звания, Рамзина.
— А я-то тут каким боком?! — удивился и возмутился Рамзин.
— Присутствуете при извращённых экспериментах? Соучастие! А как же?! Выметайтесь, короче! Никакого конструктивизма! Только воду в супе толчем!
Гэбэшники снова переглянулись.
— Я тут вот, что сказать хотел, — приподнял руку, привлекая к себе внимание, Рамзин. — Ты не хотел бы заниматься вместе с нами?
— Чем? — удивился я и рассмеялся. — Учиться убивать террористов?
— Почему, террористов? — напрягся Рамзин. — Кто говорил про террористов?
— А кому противостоит комитет государственной безопасности? Шпионам, диверсантам, а теперь ещё и террористам. Мюнхенская олимпиада! Ого-го… Одиннадцать заложников убили палестинские террористы. И в вашей «конторе» наконец-то озадачились созданием специального подразделения антитеррора?