Джонни Рики Звезда
Шрифт:
– Слишком громко для тебя? Или слишком модно?
– Слишком мало выпивки! – отрезала Анна, подошедшего к ней Джонни. Девушка махнула рукой официанту и заказала две кружки пива. Самого дешевого.
– Чем любишь заниматься? Ну там… может, вяжешь или хорошо поешь? – присев к ней за столик попытался завязать разговор Джонни Бианка, он почувствовал что хочет подружиться с этой сосредоточенной, задумчивой девушкой, его привлекала ее закрытость. Но ощущал ее не желание идти на контакт, разговаривать с ней было все равно что, пытаться в одиночку столкнуть с горы каменный валун.
–
– Это было грубо. Хотя знаешь, мне не привыкать и я останусь и еще немного пораздрожаю тебя. Хочешь, расскажу историю своего имени?
– Нет.
– Так вот, Джонни это сокращение от имени Джонатан…
Анна Уоррен закатила глаза и одним жадным глотком, словно ее мучила сильнейшая жажда, осушила половину бокала с пивом.
– Дальше будет интересней.
– Аха, вся горю от нетерпения.
– Ричард мое среднее имя, дал мне отчим, поэтому я его ненавижу больше всего, и я придумал сокращение Рики.
– Ну просто, парень находка!
– Спасибо детка!
Анна отвернулась от назойливого собеседника и допила пиво.
– А фамилия Бианка кое-что означает. Есть такая планета в солнечной системе Уран, так вот у нее есть спутник, который назвали Бианка. Представляешь!? Моя фамилия это название звезды! – он широко улыбнулся Анне, как будто ребенок, который только что сам посчитал, сколько будет два плюс два. И что-то заерзало внутри Анны, какое-то щемящее чувство, потому, что она перевела взгляд с беснующейся на танцполе толпы, на этого странного парня.
– Вот так вот и сложилось мое прозвище Джонни Рики Звезда. Ну и еще я действительно звезда! Брось, ты же сама видишь, что со мной весело! Многие говорили мне, что от меня прямо свет исходит.
Джонни заметил, что взгляд Анны немного потеплел, хотя он не был уверен, может быть, так казалось только из-за выпитого ею алкоголя, но он решил не уходит и продолжить ее размораживать.
– Значит, ты ничем не увлекаешься? А я вот рисую, и довольно не плохо как говорит Тиффани.
– Ну зная Тиффани, я бы не стала верить ее словам. – она презрительно сощурила глаза и коварно улыбнулась.
– Хочешь знать, над каким рисунком я сейчас работаю?
– Нет, но ты ведь все равно расскажешь.
– Он немного странный…но в этой идеи что-то есть. Я рисую огонь.
– Надо же, как оригинально!
– Нет, ты дослушай! Это не простой огонь, однажды я увидел его во все. И сон этот был черно-белым.
– Слушай, а тебе говорили, что ты странный? Так вот, они говорили правду!
– И знаешь, безумно захотелось изобразить это на холсте. Черно-белый огонь! Я пока не знаю, что он символизирует и есть ли в этом смысл, но идея изображения того, что не может быть бесцветно, меня не отпустила до сих пор.
– Рада за тебя! – Анна подняла кружку и отпила на этот раз всего глоток.
– Значит, подружиться ты не хочешь?
Джонни видел, как раздражает ее, и в образе этой недоброжелательной девушки видел всех тех, кто относился к нему с пренебрежением, словно к плевку, на который противно даже наступать. И никак не мог разобраться, за что они с ним так? Он за всю жизнь ни разу никого не оскорбил намеренно, не плел интриг и не желал кому-то зла. Не воровал и не завидовал. Не убивал, и не считал себя достойнее других. Он улыбался людям, хотел подружиться с ними и был готов помочь всем, кто попросит его об этом. Но большинство людей обращали внимание только на его внешность, даже не пытаясь заглянуть в его душу. Именно по этому он всегда так напористо общался, даже с едва знакомыми людьми, именно по этому с улыбкой рассказывал первым встречным, о сокровенном, будто бы никогда и не хотел прятать мысли, потому, что никто не интересовался сам. Словно одиночество целой толпы, укрылось за его легкой улыбкой.
– Ладно. Хочешь поговорить? Давай. А что бы ты хотел, чтобы написали на твоем надгробии, какие слова? – он понял, что она спросила это специально, чтобы он обиделся и ушел, но он сделал вид, будто не уловил ее намерений и ответил вполне честно.
– Ну… ты наверное удивишься, но я правда знаю какие слова должны быть на моей могильной плите. Я как-то выходил из супермаркета и там как всегда на выходе раздавали листовки, и я что бы отвязаться, взял одну. Хотел выбросить ее в первую попавшуюся урну, но зачем-то прочитал слова, написанные под изображением поднявшего к небесам ладони Иисуса. Там было написано: Не миритесь с жестокостью, побеждайте ее состраданием. Вот так вот.
– Всегда говорила, что все эти свидетели Иеговы, те еще придурки! – она отпила пиво и расслабленно положила лицо на ладонь, уже не отводя раздраженного взгляда от Джонни.
– Что сидишь? Будешь смотреть, как я напиваюсь в хлам, или присоединишься?
Он присоединился. Заказал себе текилу.
Джонни поискал взглядом Тиффани, но не нашел ее. Еще он отметил про себя необычную вещь, пока они разговаривали с Анной, (ну говорил по большей части он, а она вставляла ехидные замечания) шумное место в котором они находились, странным образом преобразилось. Казалось что здесь тихо, и что нет в этом клубе никого кроме них двоих.
– А что хочешь, чтобы выбили на твоей плите?
– Ее здесь нет, приходите завтра!
Он расхохотался, искренне и совсем по-детски. Она не сдержавшись, тоже рассмеялась. Наверное, Анна Уоррен и сама не заметила, как рухнула ее неприступная стена, она совсем не казалась Джонни угрюмой и безразличной. Он знал, что за маской полной незаинтересованности скрыта маленькая, напуганная девочка, которая безумно боится по-настоящему остаться одна. Но он, конечно, не стал выдавать ее секрет.
***
Анна с радостью отметила, что ее, наконец, начало вставлять, алкоголь ударил в голову, а значит, ночь с клиентом будет не такой долгой и тоскливой. Но парня, купившего ее на эту ночь, пока не было видно, хотя обусловленный час их встречи давно прошел. Анна не переживала, чем больше она пьянела, тем безразличнее для нее становилось происходящее. Она наконец-то (хоть и ненадолго) оказалась в стране под названием «мне все похрен», эгоистичное местечко конечно, но такое приятное. И все хорошо, если бы ни этот назойливый парнишка, с высоким как у девчонки голосом.