Джулия
Шрифт:
Это была длинная и горячая речь, никогда еще он так откровенно не разговаривал с дочерью.
— Я хочу, чтобы меня любили, — тоном избалованного ребенка сказала Теа. — Я хочу, чтобы у нас была нормальная семья, чтобы мы жили вместе.
— Все хотят, чтобы их любили, тут ты неоригинальна, но не все способны жить во лжи ради видимости семьи.
— Я всю жизнь прожила во лжи, — горячо возразила Теа, — и в одиночестве. Где ты был, когда я росла и так нуждалась в тебе? Ах, простите, пожалуйста! Профессор Корсини боролся с недугами, спасал человеческие жизни! Ее тоже рядом не было, — добавила Теа и бросила взгляд на мать, которая
Теа переняла у матери эту манеру нападать, оказалось, она тоже умеет наносить удары по самым уязвимым местам. Гермес весь сжался от жестоких и несправедливых обвинений дочери.
— Свой неудачный женский опыт ты тоже готова приписать на мой счет? — язвительно спросил он, в душе считая себя ответственным за нелегкую жизнь Теодолинды.
Теа, уловив страдание в глазах отца, поняла, что ее удар попал в цель.
— Мне было четырнадцать, — неумолимо продолжала она, — а ему тридцать. С ним я чувствовала себя как за каменной стеной. Возможно, я искала в нем отца, которого у меня никогда не было. Ты ведь ушел, а она, — Теа снова бросила взгляд на мать, — занималась только собой. Тогда мы были в Греции. Настроение у меня было ужасное. Ты отделывался короткими и редкими телефонными звонками, мама каталась на яхтах. — В голосе Теа слышалась ненависть к обоим родителям. — Он совсем потерял голову, но после того, как это произошло, вдруг испугался, что я могу забеременеть, и потащил меня в Афины делать какой-то укол. У меня было так гадко на душе, что хотелось умереть. Я сразу же рванула на аэродром и улетела в Милан.
Теа рассказывала все это ровным бесстрастным голосом, словно отвечала урок у доски.
— Ну хватит, замолчи, — резко сказала Марта. — Твои любовные похождения никого не интересуют.
— А почему, собственно? — отразила удар Теа. — Это только начало, у меня в жизни уже было многое, могу поделиться опытом. Хотя, конечно, это очень деликатные дела, родительские уши не созданы для таких откровений.
— Я сказала, замолчи, — повторила Марта спокойным, но твердым голосом, после чего обратилась к мужу: — Неужели даже после того, что ты сейчас услышал, ты не согласен еще раз попробовать? Может, попытаемся склеить наш разбитый брак?
Гермес даже не посмотрел в ее сторону.
— Рассказывай дальше, — сказал он дочери.
Он был уверен, что если Теа сейчас не выговорится, она замкнется в себе навсегда. Он вспомнил свою сестру Диану, которая была создана для семьи, однако мужчины, которым нужно было совсем другое, использовали ее лишь для грубого, примитивного секса.
— За день до аварии я сделала аборт, — призналась Теа.
Она устала, голос ее ослабел, но она чувствовала потребность освободиться от мучивших ее проблем, хоть раз в жизни объяснить родителям причину своих несчастий.
— Это ты виновата, — набросился на Марту Гермес.
— Нет, — остановила его Теа, — это и моя вина. Вернее, только моя вина. Я вдруг засомневалась, стоит ли производить на свет еще одно несчастное существо. Будет ли оно кому-нибудь нужно? Ведь я даже не уверена, нужна ли я сама кому-нибудь, включая отца моего неродившегося ребенка.
Марта, не отрываясь, смотрела на Гермеса, но его лицо было непроницаемым. За прожитые вместе годы она его неплохо изучила и не сомневалась, что за внешним спокойствием скрывается настоящая буря чувств. Что касается
Теа совсем обессилела. Она закрыла глаза и отвернулась от отца. Глядя на совсем детское измученное лицо дочери, Гермес чувствовал себя последним подлецом. Во многом по его вине бедная девочка столько пережила, он готов был сейчас на все пойти, лишь бы в ее глазах увидеть надежду и радость.
— Я вернусь, — опустив голову, произнес он, — и снова буду жить с тобой и с мамой.
— Спасибо тебе, папа, — не поворачивая головы, прошептала Теа.
В ту же минуту Гермес почувствовал на плече руку Марты. В нем вскипело раздражение. Ужаснувшись вырвавшемуся у него обещанию, он стиснул зубы и словно окаменел. Да, он идет на жертву, но это благая жертва, во имя любимой дочери, поэтому свое обещание он сдержит.
Тренькнул телефон, и Гермес снял трубку.
— Вас к телефону, профессор, — сказала телефонистка, — господин…
— Я занят, — усталым, раздраженным голосом ответил Гермес, — меня нет и не будет.
— Кажется, это очень срочно, — позволила себе возразить телефонистка.
— Хорошо, соедините, — покорился Гермес.
— Это Карузо, здравствуйте, профессор, — раздался в трубке взволнованный голос.
— Слушаю вас, — рассеянно ответил Гермес.
— Поиски увенчались успехом, теперь мы точно знаем, кто снабдил газеты фотографиями. Иными словами, мы знаем человека, организовавшего эту скандальную шумиху в прессе. Когда я назову вам его имя, вы мне не поверите.
О чем он говорит? Гермес сейчас был далек и от газетных публикаций, и от обвинений в свой адрес, все это осталось в другой жизни, в жизни с Джулией, от которой он навсегда отказался.
— И как же его имя? — равнодушно спросил Гермес.
— Марта Монтини, — ответил Карузо. — Это ваша бывшая жена, профессор. Эта она организовала за вами слежку, которая не прекращалась все эти годы, это она позаботилась о том, чтобы фотографии попали в агентство, а оттуда — во все газеты.
— Я очень вам благодарен, Карузо, — сказал Гермес и посмотрел в чистые голубые глаза Марты.
Глава 3
Джулия шла и шла, не останавливаясь и не сбавляя шага, словно ее влекла вперед какая-то таинственная сила. Куда, зачем она шла? Она и сама не знала. Скорее всего, это было стремление убежать от своего горя. Так иногда, глядя перед собой невидящими глазами, бежит вдоль тротуара потерявшаяся собака. Словно неукоснительно следуя предначертанному маршруту, она все дальше и дальше удаляется от дома, надеясь, видимо, найти его в конце своего пути.
Как ни странно, мир уцелел. Дома остались на прежних местах, люди спешили по делам, большой город жил своей обычной суетливой жизнью. Но почему не разверзлись небеса и на землю не спустилась вечная тьма? Почему здания стоят, пешеходы идут, машины едут? Почему ничего не изменилось после того, как с ней произошла катастрофа? Разве она песчинка среди неисчислимых других песчинок? Всего лишь ничтожная песчинка? Нет, она Джулия, Джулия, Джулия, черт побери!
Гермес, ее первая и последняя любовь, ее спаситель, ее ВСЕ, Гермес, сегодня утром пригласивший ее на свидание, всего через несколько часов стоит в обнимку с бывшей женой, собираясь вернуться в лоно семьи!