Джулия
Шрифт:
Лицо Джулии залила краска.
— Ты меня не так понял.
В это время в кухню вошла Кармен. Бенни представил ей своего друга.
Мать строго посмотрела на Джулию:
— На твоем месте я бы не разгуливала при гостях в пижаме.
В холодных глазах матери Джулия прочла упрек: как она может кокетничать неизвестно с кем, когда у отца сердечный приступ!
— Я на минутку, — извинилась Джулия. — Сейчас вернусь.
Пришлось пригрозить запершейся на ключ Изабелле, что если та не откроет ей дверь, она позовет мать.
На голове у Изабеллы были
Джулия показала сестре язык.
— Ты похожа на мумию.
Она сняла пижаму, надела юбку в крупные цветы и белую пикейную блузку.
Изабелла укоризненно покачала головой.
— Постыдилась бы!
Джулия сделала пируэт, отчего юбка на ней вздулась колоколом.
— Стыдиться? Чего?
Изабелла, присев на край постели, стригла заусенцы.
— У тебя дедушка умер, отцу плохо, а ты вырядилась, будто на гулянье.
— Лучше на себя полюбуйся, — огрызнулась Джулия. — Да попадись ты сейчас на глаза своему женишку, он бы, знаешь, как бежал? Как угорелый.
— Ты позор нашей семьи.
— Спасибо.
— Вся в деда.
— Дедушка умер, не надо говорить о нем плохо.
— Я говорю плохо о тебе.
Джулии захотелось попугать сестру:
— Смотри, как бы покойник не утащил тебя с собой в могилу. Придет ночью, схватит тебя за ноги и…
— Я дедушку всегда любила, — солгала Изабелла, инстинктивно подтягивая под себя ноги. — Всегда.
— На твоем месте я бы не чувствовала себя в безопасности, — предостерегла ее Джулия, выходя из комнаты.
Она на цыпочках подошла к спальне родителей. Отец лежал в постели, рядом сидел Бенни.
— Как он? — спросила Джулия.
— Уснул.
— Что сказал доктор?
— Папе придется лечь на обследование в кардиологическую клинику. Уговори маму поспать. Так нам будет спокойнее.
— Кому нам?
— Мне, тебе, Лео. Мама очень устала.
Джулия спустилась в гостиную. Мать сидела с вязаньем возле дивана, на котором лежал дедушка. Время от времени она поднимала глаза и смотрела на его восковое лицо, на котором застыло подобие улыбки, — смотрела и улыбалась в ответ.
Спокойствие матери поразило Джулию.
— Я как раз вспоминала поездку в горы, где папа партизанил. Мы провели тогда вместе всего один день, но я запомнила его на всю жизнь. Тебя тогда еще и на свете не было. Ты очень похожа на дедушку.
Джулия нежно погладила мать по плечу, поцеловала в лоб.
— Иди спать, мама.
— Не волнуйся. Мне здесь хорошо. Свари кофе. Кажется, в кухне есть печенье.
На душе у Джулии было спокойно. Просто удивительно, думала она, как могут уживаться горе и счастье, насколько жажда жизни сильнее отчаяния от пришедшей в дом смерти. Да, это было так: те же чувства она читала на красивом лице матери.
В кухне Джулия увидела маэстро Леоне Босси, жившего в соседнем особняке, — доморощенного скрипача, которого иногда, по торжественным случаям, приглашали играть в церковь за скромное вознаграждение. Его коронным номером считалась «Аве Мария» Гуно. Жена маэстро, некрасивая особа с ужасно
Джулия застала его за любимым занятием — маэстро рассказывал очередную невероятную историю. У Леоне Босси было круглое лицо, большие глаза, высокий выпуклый лоб, длинные седые волосы, подвижные мясистые губы, между темными от никотина и пародонтоза зубами виднелись пустоты. С его неказистой фигурой он скорее выглядел карликом-переростком, чем человеком ниже среднего возраста. Говорил он густым мужественным басом. Сейчас аудитория маэстро состояла из одного Лео, с интересом внимавшего этому необыкновенно симпатичному господину.
— Рассказывайте дальше, — подзадоривал его Лео. — Не томите. Ты прелесть. — Последние слова относились к Джулии: он успел шепнуть их, коснувшись ее руки, когда она проходила рядом, направляясь к раковине.
— Такому журналисту, как вы, синьор Ровелли, ничего не стоит написать об этом книгу. Все, что я вам рассказываю, чистейшая правда. Не будь я Леоне Босси!
— Продолжайте, я слушаю, — сказал Лео, наблюдая за Джулией.
— Так вот, этот мой знакомый приказал долго жить, — возобновил маэстро свой рассказ. — Он был мертв, даю голову на отсечение. Мне пришлось ненадолго отлучиться. Через несколько минут я возвращаюсь в комнату и вижу: мертвец сидит на кровати, неподвижный, с вытаращенными глазами, руки на коленях. Представляете? Кошмар! Комнату освещает дрожащий свет свечи, а на кровати восседает мой умерший знакомый с выпученными глазами. Это было в нашей деревне. До войны. И не думайте сомневаться, я правду говорю.
— Верю. А что было дальше? — спросил журналист, по-прежнему глядя не на него, а на Джулию.
— У покойника стянулись жилы, — продолжал скрипач. — Разве вы не знали, что у покойников стягиваются жилы? Поэтому мертвецы, вместо того чтобы лежать, иной раз садятся.
— И что вы сделали?
— Позвал друга на помощь. Он держал ему ноги, а я толкал в грудь, чтобы повалить. Жилы скрипели, как натянутые струны, казалось, вот-вот лопнут. Я решил, что еще немного, и я его уложу, но тут рука мертвеца дергается и хлоп меня по физиономии. Вот сюда. — Он показал на свой шишковатый нос. — Такой удар был, что у меня кровь из носа пошла.
У Лео было довольное лицо, и Джулии оставалось только гадать, отчего: так ли его позабавил рассказ скрипача, или причина была в ней?
Лео оценил услышанное одним словом:
— Чудеса!
— А что я вам говорил? — обрадовался маэстро Босси, сверкая лягушачьими — навыкате — глазами.
— Услышь я эту историю от кого-нибудь другого, я бы усомнился в ее правдивости.
Маэстро Босси облизнул мясистые губы.
— Подождите, это еще не конец.
Джулия разливала кофе по чашечкам из парадного сервиза, успевая обмениваться с журналистом понимающими взглядами. Неожиданно Ровелли подмигнул ей, отчего она снова покраснела.