Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1

Дюма-отец Александр

– Нет, потому что я считаю своими те двести тысяч, которые оспаривают у меня Салюсы. Остальные двести тысяч будут как бы дополнением к той чести, которую вы оказали мне своим знакомством.

– Эти двести тысяч ливров будут вашими. Что еще?

– У меня есть сын, которого я нежно люблю. В нашем доме всегда умели носить шпагу, но, рожденные, чтобы командовать, мы, как вы понимаете, могли быть лишь посредственными солдатами. Мой сын должен командовать ротой. Обещайте, что в следующем году ему будет пожалован чин полковника.

– Кто будет оплачивать

расходы на полк?

– Король. Вы понимаете, что, если я истрачу на это двести тысяч ливров моего выигрыша, завтра я стану такой же бедной, как сегодня.

– Итак, в целом это составляет шестьсот тысяч ливров.

– Четыреста тысяч, и это в том случае, если полк стоит двести тысяч, а это означало бы оценить его слишком дорого.

– Хорошо. Ваши требования будут удовлетворены.

– Я должна еще просить короля возместить мне убытки за виноградник в Турени – за четыре добрых ар-пана, которые инженеры короля отобрали у меня одиннадцать лет назад для строительства канала.

– Вам за них заплатили.

– Да, но, по словам эксперта, я могла бы получить вдвое больше того, что за него дали.

– Хорошо. Вам заплатят за него еще столько же. Все?

– Извините. Я совсем не так богата, как вы, должно быть, себе представляете. Я должна Флажо что-то около девяти тысяч ливров.

– Девять тысяч ливров?

– Это необходимо. Флажо – прекрасный советчик.

– Охотно верю, – сказала графиня. – Я заплачу эти девять тысяч ливров из своего кармана. Я надеюсь, вы согласитесь, что я очень покладиста?

– Вы неподражаемы, но, как мне кажется, я тоже доказала вам свою уступчивость.

– Если бы вы знали, как я жалею, что вы так обожглись! – с улыбкой сказала Дю Барри.

– А я не жалею, – возразила любительница процессов, – потому что, несмотря на эго несчастье, надеюсь, моя преданность придаст мне сил, чтобы быть вам полезной, как если бы ничего не случилось.

– Подведем итоги, – сказала Дю Барри.

– Подождите.

– Вы что-нибудь забыли?

– Да, сущую безделицу.

– Я вас слушаю.

– Я совсем не ожидала, что мне придется предстать перед нашим великим королем. Увы! Версаль и его красоты уже давно стали мне чужды. В итоге у меня нет платья.

– Я это предусмотрела. Вчера, после вашего ухода, уже начали шить платье для представления, и я была достаточно осмотрительна, заказав его не у своей портнихи, чтобы не загружать ее работой. Завтра в полдень оно будет готово.

– У меня нет брильянтов.

– Господа Бемер и Басанж завтра представят вам по моему письму гарнитур стоимостью в двести тысяч ливров, который послезавтра они купят у вас за те же двести тысяч ливров. Таким образом, вам будет выплачено вознаграждение.

– Прекрасно; мне больше нечего желать.

– Очень рада.

– А патент полковника для моего сына?

– Его величество вручит вам его сам.

– А обязательство по оплате расходов на полк?

– В патенте это будет указано.

– Отлично. Теперь остался только вопрос о винограднике.

– Во

сколько вы оцениваете эти четыре арпана?

– Шесть тысяч ливров за арпан. Это были прекрасные земли.

– Я выпишу вам вексель на двенадцать тысяч ливров, которые с теми двенадцатые, что вы уже получили, как раз составят двадцать четыре тысячи.

– Вот письменный прибор, – сказала графиня, указывая на названный ею предмет.

– Я буду иметь честь передать его вам.

– Мне?

– Да.

– Зачем?

– Чтобы вы соблаговолили написать его величеству небольшое письмо, которое я буду иметь честь продиктовать вам. Вы – мне, я – вам.

– Справедливо, – сказала де Беарн.

– Соблаговолите взять перо.

Старуха придвинула стол к креслу, приготовила бумагу, взяла перо и застыла в ожидании. Дю Барри продиктовала:

«Сир! Радость, которую я испытываю, узнав, что сделанное мною предложение быть крестной моего дорогого друга графини Дю Барри при ее представлении ко двору…»

Старуха вытянула губы и стряхнула перо.

– У вас плохое перо, – сказала фаворитка короля, – нужно его заменить.

– Не нужно, оно приспособится.

– Вы думаете?

– Да.

Дю Барри продолжала:

«…дает мне смелость просить Ваше Величество отнестись ко мне благосклонно, когда завтра, буде на то Ваше соизволение, я предстану перед Вами в Версале. Смею надеяться, сир, что Ваше Величество окажет мне честь, приняв меня благосклонно, как представительницу дома, все мужчины которого проливали кровь на службе у принцев Вашего высочайшего рода».

– Теперь подпишите, пожалуйста. Графиня подписала:

«Анастазия-Евгения-Родольф, графиня де Беарн»

Старуха писала твердой рукой; буквы, величиной с полдюйма, ложились на бумагу, усыпая ее вполне небрежно-аристократическим количеством орфографических ошибок.

Старуха, держа в одной руке только что написанное ею письмо, другой протянула чернильницу, бумагу и перо графине Дю Барри, которая выписала мелким прямым и неразборчивым почерком вексель на двадцать одну тысячу двенадцать ливров – чтобы компенсировать потерю виноградников, и девять тысяч – чтобы заплатить гонорар Флажо.

Затем она написала записку Бемеру и Бассанжу, королевским ювелирам, с просьбой вручить подателю письма гарнитур из брильянтов и изумрудов, названный «Луиза», так как он принадлежал принцессе, приходившейся дофину теткой, которая продала его с целью выручить деньги на благотворительность.

Покончив с этим, крестная и крестница обменялись бумагами.

– Теперь, дорогая графиня, – сказала Дю Барри, – докажите мне свое хорошее ко мне отношение.

– С удовольствием.

– Я уверена, что вы согласитесь переехать в мой дом. Троншен вылечит вас меньше чем за три дня. Поедемте со мной, вы испробуете также мое превосходное масло.