Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2
Шрифт:
Графиня сделала нетерпеливое движение.
– Может быть, не стоит больше об этом говорить, графиня? – предложил Ришелье.
– Напротив, продолжайте.
– Вы столь же отважны, сколь умны, графиня. Давайте возьмем быка за рога, как говорят испанцы.
– Госпожа де Шуазель не простила бы вам этой пословицы, герцог.
– Пословица к ней не относится. Я хотел сказать, графиня, что де Шуазель, раз уж я вынужден о нем говорить, играл в карты, да так удачно, так ловко…
– Что выиграл:
– Нет, он проиграл, а его величество выиграл тысячу луидоров в пикет. А в этой игре его величество крайне самолюбив, притом что играет он из рук вон плохо.
– Ох, этот Шуазель! – прошептала Дю Барри. – Госпожа де Граммон тоже была там?
– Нет, графиня, она готовится к отъезду.
– Герцогиня уезжает?
– Да, она делает глупость, мне кажется.
– Какую?
– Когда ее не преследуют, она дуется; когда ее не прогоняют, она уезжает сама.
– Куда?
– В провинцию.
– Она собирается строить козни.
– Ах, черт побери! Чем же ей еще заниматься? Итак, собираясь уезжать, она, естественно, пожелала проститься с ее высочеством, которая, понятно, нежно ее любит. Вот как она оказалась в Трианоне.
– В Большом?
– Разумеется, ведь Малый еще не готов.
– Окружая себя всеми этими Шуазелями, ее высочество недвусмысленно дает понять, чью сторону она принимает.
– Нет, графиня, не надо преувеличивать. Итак, герцогиня завтра уезжает.
– Король развлекался там, где не было меня! – воскликнула графиня с возмущением и в то же время со страхом.
– Ах, Боже мой! Да, в это трудно поверить, однако это так, графиня. Что же из этого следует?
– Что вы прекрасно обо всем осведомлены, герцог.
– И все?
– Нет.
– Ну так продолжайте!
– Я из этого заключаю, что по доброй воле или силой необходимо вырвать короля из когтей этих Шуазелей, или! мы погибли!
– Увы!
– Простите, – продолжала графиня, – я говорю «мы», однако не волнуйтесь, герцог, это относится к членам семьи.
– И к друзьям, графиня. Позвольте на этом основании тоже принять в этом деле участие. Таким образом…
– Таким образом, вы себя причисляете к моим друзьям?
– Мне казалось, что я говорил вам об этом, графиня.
– Этого недостаточно.
– Я полагал, что доказал это.
– Вот это уже лучше. Так вы мне поможете?
– Я готов сделать все, что в моей власти, графиня, однако…
– Что?
– Не стану от вас скрывать, что дело это весьма трудное.
– Их что же, нельзя вырвать, этих Шуазелей?
– Во всяком случае, они неискоренимы.
– Вы полагаете?
– Да.
– Стало быть, что бы ни говорил славный Лафонтен, против этого дуба бессильны и ветер, и буря.
– Этот министр – большой талант!
– Ага! Вы заговорили, как энциклопедисты.
– Разве я уже не член Академии?
– О, вы в такой малой степени академик…
– Вы правы. Академик – мой секретарь, а не я. Однако я по-прежнему настаиваю на своем.
– Что Шуазель – талантливый политик?
– Совершенно верно.
– В чем же состоит его талант?
– А вот в чем, графиня: он сумел так представить дела в Парламенте и отношения с Англией, что король не может больше без него обойтись.
– Да ведь он настраивает Парламент против его величества!
– Ну конечно! В том-то и состоит ловкость!
– Он же толкает англичан к войне!
– Вот именно, потому что мир был бы для него губителен.
– Это не талант, герцог.
– Что же это, графиня?
– Это государственная измена.
– Когда государственная измена имеет успех, графиня, это талант, как мне кажется, и немалый.
– Ну, раз так, герцог, я знаю еще кое-кого, кто не менее ловок, чем де Шуазель.
– Неужели?
– По части парламентов, по крайней мере.
– Это – главный вопрос.
– Да, потому что это лицо причастно к возмущению Парламента.
– Вы меня заинтриговали, графиня.
– Вы не знаете, о ком я говорю, герцог?
– Нет, признаться…
– А ведь он – член вашей семьи.
– Неужели у меня в семье есть талантливый человек? Вы изволите говорить о моем дяде – кардинале, графиня?
– Нет, я говорю о вашем племяннике, герцоге д'Эгийоне.
– Ах, герцог д'Эгийон! Да, верно, это он дал ход делу ла Шалоте. По правде сказать, он очень милый мальчик. Он в этом деле славно потрудился. Клянусь честью, графиня, вот тот человек, которым умной женщине следовало бы дорожить.
– Видите ли, герцог, – отвечала графиня, – я даже незнакома с вашим.., племянником.
– Неужели вы его не знаете?
– Нет, я его никогда не видела.
– Бедный малый! Ну да, действительно, с тех пор, как вы пришли к власти, он неотлучно жил в Англии. Пусть поостережется, когда увидит вас, он отвык от солнца.
– Как среди всех этих мантий оказался человек его ума и его происхождения?
– Он взялся их взбудоражить за неимением лучшего. Понимаете ли, графиня, каждый старается получить удовольствие, где только можно, а в Англии удовольствий немного. До чего же он предприимчивый человек! Какой это был бы слуга королю, буде на то желание его величества! Уж при нем с дерзостью Парламента было бы покончено. Он – истинный Ришелье, графиня. Так позвольте мне…
– Что?
– Позвольте мне представить его вам тотчас по прибытии.
– Он разве должен скоро быть в Париже?
– Ах, графиня, кто может это знать? Возможно, он еще лет пять пробудет в своей Англии, как говорит шельма Вольтер! Может, он в дороге? А что, если он в двухстах милях отсюда? Может быть, он уже у городских ворот!
Маршал пристально изучал по лицу молодой женщины, какое действие на нее производят его слова.
Она на мгновение задумалась и продолжала:
– Давайте вернемся к тому, на чем мы остановились.