Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2
Шрифт:
– Вы – «крайнее средство»? Что вы говорите?
– Да, да, я! Графиня Дю Барри! Милая Жанна, очаровательная Жанночка, соблазнительная Жаннетточка, как говорит ваше величество. Я – крайнее средство.
– В чем же это выражается?
– А в том, что мой король, мой любовник бывает у меня тогда, когда госпожа де Шуазель и госпожа де Граммон им пресытились.
– Ох, графиня!..
– Клянусь честью, хотя бы я от этого проиграла, но я скажу откровенно, что у меня на сердце. Рассказывают, что госпожа де Граммон частенько вас подстерегала у входа в спальню. А я поступлю иначе, нежели благородная герцогиня. Я стану поджидать на выходе, и как только первый же Шуазель или первая Граммон попадется мне в руки… Пусть поберегутся!
– Графиня! Графиня!
– Что же вы от меня хотите! Я дурно воспитана. Я – любовница Блеза, прекрасная бурбонка, как вы знаете.
– Графиня! Шуазели сумеют за себя отомстить.
– Ну и что же? Лишь бы они мстили так же, как я.
– Вас поднимут на смех.
– Вы правы.
– Ах!
– У меня есть одно чудесное средство, и я хочу к нему прибегнуть.
– Что вы задумали?.. – с беспокойством спросил король.
– Я просто-напросто удалюсь. Король пожал плечами.
– Вы мне не верите, сир?
– Признаюсь откровенно, нет.
– Вы просто не даете себе труда поразмыслить. Вы путаете меня с другими.
– То есть, как?
– Ну конечно! Госпожа де Шатору хотела быть для вас богиней. Госпожа де Помпадур мечтала быть королевой. Другие хотели стать богатыми, могущественными, пытались унижать придворных дам, пользуясь вашей благосклонностью. Я не страдаю ни одним из этих недостатков.
– Вы правы – А достоинств много.
– Вы и тут правы.
– Вы говорите не то, что думаете.
– Ах, графиня! Я более, чем кто бы то ни было, знаю, чего вы стоите.
– Пусть так. Послушайте: то, что я скажу, не должно поколебать вашего убеждения.
– Говорите.
– Прежде всего, я богата; мне никто не нужен.
– Вы хотите, чтобы я об этом пожалел, графиня.
– И потом, я не так спесива, как эти дамы, у меня нет таких желаний, исполнение которых тешило бы мое самолюбие. Я всегда хотела одного: любить своего поклонника, будь то мимикетер, будь то король. С той минуты, как я перестаю его любить, я ничем больше не дорожу.
– Будем надеяться, что вы еще хоть немножко мною дорожите, графиня.
– Я не договорила, сир.
– Продолжайте, графиня.
– Я хочу еще сказать вашему величеству, что я хороша собой, молода, я еще лет десять буду привлекательной; я буду не только счастливейшей женщиной, но и наиболее почитаемой с того самого дня, когда я перестану быть любовницей вашего величества. Вы улыбаетесь, сир. Я сержусь еще и потому, что вы не хотите поразмыслить над тем, что я вам говорю. Дорогой король! Когда вам и вашему народу надоедали другие ваши фаворитки и вы их прогоняли, народ вас за это превозносил, а впавшей в немилость гнушался, как в стародавние времена. Так вот, я не буду дожидаться отставки. Я уйду сама, и все об этом узнают. Я пожертвую сто тысяч ливров бедным, проведу неделю в покаянии в одном из монастырей, и не пройдет и месяца, как мое изображение украсит все церкви наравне с кающейся Магдалиной.
– Вы это серьезно, графиня? – спросил король.
– Взгляните на меня, сир, и решите сами, серьезно я говорю или нет.
– Неужели вы способны на такой мелкий поступок, Жанна? Сознаете ли вы, что тем самым вы ставите меня перед выбором?
– Нет, сир. Если бы я ставила вас перед выбором, я сказала бы вам: «Выбирайте между тем-то и тем-то».
– А вы?
– А я вам говорю: «Прощайте, сир» – вот и все. На сей раз король побледнел от гнева.
– Вы забываетесь, графиня! Берегитесь…
– Чего, сир?
– Я вас отправлю в Бастилию.
– Меня?
– Да, вас. А в Бастилии вы соскучитесь еще скорее, чем в монастыре.
– Ах, сир, – умоляюще сложив руки, пропела графиня, – неужели вы мне доставите удовольствие…
– Какое удовольствие?
– Отправить меня в Бастилию.
– Что вы сказали?
– Это будет слишком большая честь для меня.
– То есть как?
– Ну да: я втайне честолюбива и мечтаю стать столь же известной, как господин де ла Шалоте или господин де Вольтер. Для этого мне как раз не хватает Бастилии. Немножко Бастилии – и я буду счастливейшей из женщин. Это будет для меня удобным случаем написать мемуары о себе, о ваших министрах, о ваших дочерях, о вас самом и рассказать грядущим поколениям о всех добродетелях Людовика Возлюбленного. Напишите указ о заточении без суда и следствия, сир. Вот вам перо и чернила.
Она подвинула к королю письменный прибор, стоявший на круглом столике.
Оскорбленный король на минуту задумался, потом поднялся.
– Ну хорошо. Прощайте, графиня! – проговорил он.
– Лошадей! – закричала графиня. – Прощайте, сир! Король шагнул к двери.
– Шон! – позвала графиня. Явилась Шон.
– Мои вещи, дорожных лакеев и почтовую карету, – приказала она. – Живей! Живей!
– Почтовую карету? – переспросила потрясенная Шон. – Что случилось, Боже мой?
– Случилось то, дорогая, что если мы немедленно не уедем, его величество отправит нас в Бастилию Мы не должны терять ни минуты. Поторапливайся, Шон, поторапливайся.
Ее упрек поразил Людовика XV в самое сердце. Он вернулся к графине и взял ее за руку.
– Простите мне, графиня, мою резкость, – проговорил он.
– Откровенно говоря, сир, я удивляюсь, почему вы не пригрозили мне сразу виселицей.
– Графиня!..
– Ну конечно! Ведь воров приговаривают к повешению.
– И что же?
– Разве я не краду место у госпожи де Граммон?
– Графиня!
– Ах, черт побери! Вот в чем мое преступление, сир!
– Послушайте, графиня, будьте благоразумны: вы привели меня в отчаяние.
– А теперь?
Король протянул ей свои руки.
– Мы оба были не правы. Давайте теперь простим Друг друга.
– Вы в самом деле хотите помириться, сир?
– Клянусь честью.
– Ступай, Шон.
– Будут ли какие-нибудь приказания? – спросила молодая женщина у сестры.
– Почему же нет? Мои приказания остаются в силе.
– Графиня…
– Пусть ждут новых распоряжений.
– Хорошо. Шон вышла.
– Так вы меня еще любите? – обратилась графиня к королю.
– Больше всего на свете.