Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2
Шрифт:
– Знаете, герцог, сначала надо навести порядок внутри страны, а уж потом воевать со всем светом.
– Но внутри страны все спокойно, сир, – возразил герцог, делая вид, что не понимает короля.
– Нет, нет, вы сами понимаете, что это не так. Вы меня любите и хорошо мне служите. Есть и другие люди, уверяющие меня в своей любви, однако ведут себя совсем иначе, нежели вы. Надо привести всех к согласию. Видите ли, дорогой герцог, я хочу жить счастливо и спокойно.
– Не от меня зависит, чтобы ваше счастье было полным, сир.
– Прекрасно сказано. В таком случае приглашаю вас со мною сегодня отобедать.
– В Версале, сир?
– Нет, в замке Люсьенн.
– От души сожалею, сир, но моя семья очень обеспокоена распространенной вчера новостью. Все думают, что я впал у вашего величества в немилость. Я не могу заставить их долго страдать в неведении.
– А разве те, о ком я вам рассказываю, не страдают, герцог? Вспомните, как мы дружно жили, когда с нами была бедная маркиза.
Герцог наклонил голову, глаза его подернулись слезой, и он не смог подавить вздох.
– Маркиза де Помпадур радела о славе вашего величества, – произнес он. – Она хорошо разбиралась в политике. Должен признаться, что ее гений отвечал моему характеру. Нам частенько случалось бок о бок заниматься делами, которые она затевала. Да, мы прекрасно ладили.
– Но ведь она вмешивалась в политику, герцог, весь мир упрекал ее в этом.
– Это верно.
– А нынешняя, напротив, безропотна, как агнец. Она не подписала еще ни одного приказа о заключении в тюрьму без суда и следствия, она сносит даже насмешки памфлетистов и рифмоплетов. Ее упрекают в чужих грехах. Ах, герцог, все это делается для того, чтобы нарушить согласие! Приезжайте в Люсьенн и заключите мир…
– Сир, соблаговолите передать ее сиятельству Дю Барри, что я считаю ее очаровательной женщиной, вполне достойной любви короля, но…
– Опять «но», герцог…
– Но, – продолжал де Шуазель, – я совершенно убежден, что если ваше величество необходимы Франция, то сегодня хороший министр больше нужен вашему величеству, нежели очаровательная любовница.
– Не будем больше об этом говорить и останемся добрыми друзьями. Попросите госпожу де Граммон, чтобы она ничего больше не замышляла против графини; женщины могут нас поссорить.
– У госпожи де Граммон, сир, слишком большое желание понравиться вашему величеству. Вот в чем ее ошибка.
– Мне не нравится, что она старается навредить графине, герцог.
– Госпожа де Граммон уезжает, сир, и ее больше не увидят: одним врагом станет меньше.
– Я не считаю ее врагом, вы зашли слишком далеко. Впрочем, у меня голова идет кругом, герцог, мы сегодня с вами поработали, словно Людовик XIV с Кольбером; это был «большой век», как говорят философы. Кстати, герцог, вы – философ?
– Я – слуга вашего величества, – возразил де Шуазель.
– Вы меня восхищаете, вы – бесценный человек! Дайте вашу руку, я так устал!
Герцог поспешно предложил руку его величеству. Он сообразил, что сейчас двери широко распахнутся и весь двор, собравшийся в галерее, увидит герцога во всем блеске. Он столько пережил накануне, что теперь не прочь был доставить неприятность своим врагам.
Лакей распахнул дверь и доложил о короле в галерее. Продолжая беседовать с де Шуазелем, по-прежнему ему улыбаясь и опираясь на его руку, Людовик XV прошел сквозь толпу придворных, не желая замечать, как побледнел Жан Дю Барри и как покраснел де Ришелье.
Зато де Шуазель сразу заметил эту игру оттенков. Не поворачивая головы, он, сверкая глазами, важно прошел мимо придворных; те, что утром старались от него удалиться, теперь пытались оказаться как можно ближе к нему.
– Подождите меня здесь, герцог, я приглашаю вас в Трианон. Помните обо всем, что я вам сказал.
– Я храню это в своей душе, – отвечал министр, отлично понимая, что этой тонкой фразой он пронзит сердца всех своих врагов.
Король вернулся к себе.
Де Ришелье нарушил строй и, подойдя к министру, взял его руку в свои худые руки и сказал:
– Я давно знаю одного Шуазеля, живучего, как кошка.
– Благодарю, – ответил герцог, знавший, как к этому отнестись.
– Но что это был за нелепый слух?.. – продолжал маршал.
– Этот слух развеселил короля, – заметил Шуазель.
– Рассказывали о каком-то письме…
– Это была мистификация со стороны короля, – отвечал министр, взглянув в сторону едва сдерживавшегося Жана.
– Чудесно! Чудесно! – повторил маршал, повернувшись к графу, как только герцог де Шуазель скрылся и не мог больше его видеть.
Спускаясь по лестнице, король позвал герцога, и тот быстро его нагнал.
– Эге! С нами сшутили шутку, – проговорил маршал, обращаясь к Жану.
– Куда они направляются?
– В Малый Трианон, чтобы там над нами посмеяться.
– Тысяча чертей! – пробормотал Жан. – Ах, простите, господин маршал.
– Теперь моя очередь, – сказал тот. – Посмотрим, не окажется ли мое средство более действенным, чем средство графини.
Глава 8.
МАЛЫЙ ТРИАНОН
Когда Людовик XIV построил Версаль и признал все неудобства больших пространств, когда он увидел набитые гвардейцами необъятные приемные, полные придворными передние, коридоры и антресоли, кишащие лакеями, пажами и сотрапезниками, он сказал себе, что Версаль получился именно таким, каким он хотел его видеть; Мансар, Лебрен и Ленотр создавали его как храм для бога, а не дом для человека Тогда великий король, бывавший изредка и человеком, приказал выстроить Трианон, где он мог бы передохнуть вдали от чужих глаз. Однако Ахиллесов меч, утомивший и самого Ахилла, оказался не по силам его наследнику-пигмею.