Э. Замакоис. Висенте Бласко Ибаньес
Шрифт:
Образы первыхъ конквистадоровъ, образы легендарные, сверхлюди, боле великіе, чмъ восптые Гомеромъ и Тиртеемъ, увлекаютъ вулканическое воображеніе романиста. Его огромный талантъ живописца обнаруживается во всемъ блеск и чудеса безсмертной поэмы сверкаютъ подъ его перомъ, какъ золото подъ лучами солнца. Эти воины съ мдными физіономіями, нечесанными бородами, съ жестокими глазами, привыкшими глядть смерти въ лицо, проносятся по американскимъ пампасамъ, какъ фантастическій легіонъ, тснимые туземцами, терзаемые голодомъ, сндаемые жаждой, изнуренные лихорадками
Пользуясь щедре обыкновеннаго своей удивительной способностью пейзажиста, онъ возсоздаетъ грандіозные горизонты Аргентины, ея богатйшую растительность, производящую деревья, стволъ которыхъ четыре человка, взявшись за руки, не въ состояніи обхватить, ея своеобразную красочную фауну, этихъ свернувшихся змй, спящихъ на солнц, словно огромныя скалы, свалившіяся на однообразную равнину, эти легіоны крокодиловъ, дремлющихъ на болотистомъ берегу озеръ, эти высокія цпи горъ, надъ покрытыми вчнымъ снгомъ вершинами которыхъ крылья одинокаго кондора кажутся бродячей тнью, эти волшебныя ночи, красоту которыхъ увеличиваетъ пснь аргентинскихъ водопадовъ, грандіознйшихъ въ мір.
Онъ говоритъ потомъ о Буэносъ-Айрес, описываетъ современное торгово-промышленное величіе республики, ея превосходныя гавани, возрастающія съ каждымъ годомъ желзныя дороги, ея неисчерпаемыя земельныя богатства, и его умнье описывать даетъ намъ ясное, опредленное представленіе о такой широкой сцен. Въ т нсколько мсяцевъ, которые романистъ провелъ здсь, онъ, движимый ненасытной любознательностью, изучилъ и исколесилъ всю страну, не боясь ни расходовъ, ни трудовъ.
– Едвали, – говоритъ онъ, – найдется много аргентинцевъ, знающихъ свою страну такъ хорошо, какъ я.
И онъ прибавляетъ.
– Бывало я совершалъ пяти или шестидневное путешествіе верхомъ только для того, чтобы увидть водопадъ.
Когда Бласко Ибаньесъ говоритъ объ этихъ прекрасныхъ странахъ, счастливыхъ и цвтущихъ, въ которыхъ текутъ соки старой благородной почвы Кастильи, южный темпераментъ писателя увлекаетъ его съ собой. Глаза его блестятъ. Аргентина съ ея плодородными равнинами, гд пасутся на горизонт стада, съ ея горами и огромными рками, широкими, какъ море, точно ослпила его; тамъ все молодо, грандіозно, великолпно, эпически великолпно, превыше всякой гиперболы.
Неутомимо дятельный романистъ занятъ нын изученіемъ вопросовъ электричества и агрикультуры. Его интересуютъ насосы, водопады, новые способы орошенія. Его пламенное воображеніе видитъ передъ собою грандіозныя картины, предпріятія, боле прекрасныя и полезныя.
Въ Патагоніи – продолжаетъ онъ – тамъ, гд сливаются рки Неукемъ и Лимай, я надюсь пріобрсти въ скоромъ времени участокъ земли. Климатъ тамъ несравненный, растительность богатйшая, сказочная…
Бласко Ибаньесъ поэтъ – конквистадоръ, подобно Алонсо де Эрсилья. Его планы увлекаютъ его. Это человкъ, умющій вносить въ жизнь интенсивность и фантастичность романа.
И какъ будто всего этого еще мало, онъ говоритъ мн о новыхъ произведеніяхъ, которыя готовитъ къ печати, о пятитомномъ "цикл", посвященномъ завоеванію Америки, объ этомъ самомъ выдающемся подвиг испанцевъ. Онъ думаетъ написать его тамъ въ своей "вилл Сервантесъ", между тмъ какъ кругомъ будетъ кипть оживленная радостная дятельность новой колоніи.
Первый томъ будетъ озаглавленъ "Сокровище великаго Кана" или "Колыбель". Это будетъ нчто въ род "пролога", въ которомъ выступитъ Колумбъ, истинно романтическій типъ, смсь жадности, величія и таинственности. Во второмъ том, еще не имющемъ заглавія, рчь будетъ о подвигахъ Алонсо де Охеда и Васко Куньесъ де Бильбоа. Въ третьемъ о завоеваніи Мексики Ф. Кортесомъ. Чертвертый будетъ посвященъ покорителю Перу, Писарро и будетъ озаглавліенъ "Золото и смерть". Наконецъ, въ пягомъ том онъ воспоетъ великія дянія основателя Буеносъ-Айреса, дона Хуана де Гарай,
Между тмъ, какъ Бласко Ибаньесъ говоритъ съ обычнымъ жаромъ, я гляжу на него внимательно, искренно удивляясь, что въ жизни одного человка находится мсто для столькихъ честолюбивыхъ замысловъ и столькихъ побдъ.
Уже поздно и я встаю.
Маэстро провожаетъ меня до сада и довольный озирается кругомъ. Вдругъ въ глазахъ появляется безпокойное выраженіе и по лицу, окрашенномъ жаждой жизни, пробгаетъ выраженіе протеста.
– He нравится мн этотъ домъ! – вдругъ восклицаетъ онъ, словно разговаривая съ самимъ собою. Онъ неудобенъ и мраченъ. Я купилъ его, такъ какъ не нашелъ здсь ничего лучшаго. Впрочемъ въ будущемъ году я велю его снести и построю другой въ моемъ вкус.
Это заявленіе рисуетъ его во весь ростъ. To говорилъ "отецъ" Тони и Батисте.
Я прохожу садъ и, дойдя до улицы, оборачиваюсь, чтобы поклониться на прощанье романисту.
Висенте Бласко Ибаньесъ съ его крупнымъ тломъ, твердо покоющимся на ногахъ, съ его воинственнымъ видомъ и широкимъ лбомъ, залитымъ солнцемъ, кажется мн символомъ – символомъ человка, побдившаго жизнь, чувствующаго привязанность къ земл, которую завоевалъ и которая принадлежитъ ему.
Мадридъ, Іюль 1910.