Ёбург
Шрифт:
В странах ШОС и БРИК проживает 70 % населения Земли, поэтому Россель часто говорил, что в Екатеринбург приедут две трети земного шара. Они начали приезжать 13 июня – спецперсонал, клерки и журналисты. В целом город принял и разместил 5 тысяч гостей: они заняли 36 гостиниц и 33 базы отдыха. Потом в небесах над Екатеринбургом в сиянии нимбов материализовались ослепительные авиалайнеры государственных мужей. Из аэропорта Кольцово кортежи, завывая, помчались по «россельбану» в город – везли Президента РФ Медведева, премьер-министра Индии Манмохана Сингха, Председателя КНР Ху Цзиньтао, Президента Бразилии Лулу да Силву и глав других государств, у которых труба пониже и дым пожиже.
15 июня лидеры ШОС встречались в новом суперотеле «Хайятт», 16 июня лидеры БРИК встречались в доме Севастьянова. Украдкой саммит посетил даже одиозный Президент Ирана Ахмадинежад. Однако екатеринбуржцы смотрели на высоких гостей только из-за линии оцепления. Даже местную прессу отсекли от пресс-конференций форума: местные слишком многое знали о подготовке саммита и могли задать неудобный вопрос, не Ахмадинежаду, конечно, а своим государям.
Екатеринбург на время саммитов превратился в режимный город. Городской милицией руководил сам глава МВД Рашид Нургалиев. В городе прослушивалась сотовая связь. В центре запретили остановки трамваев и троллейбусов и вообще изгнали маршрутные «Газели». По городу распространились издевательские слухи, что на дно городского пруда посадили боевых водолазов, что арестовали некрасивых проституток, что горожанам запретили ездить на российских автомобилях и ходить в шортах. Якобы 20 тысяч ненадёжных водителей лишены прав, а пенсионерам не выдали пенсию, чтобы не пили во время саммита. В общем, все знали, что ночью по улицам Екатеринбурга летает дрессированное НЛО из ФСБ и заглядывает к гражданам в окна. Карлсон вернулся. «Совок».
Саммит прошёл отлично и оправдал все надежды. Екатеринбург прогремел. Губернатор и мэр подготовили город так основательно, что в следующем году Екатеринбург учредил международную выставку ИННОПРОМ. Участники первого ИННОПРОМа заключили сделки на 43 миллиарда рублей, и выставка оказалась обречённой стать ежегодной. При таком успехе Екатеринбург с полным правом подал заявку на проведение у себя в 2018 году чемпионата мира по футболу и в 2020 году – выставки «Экспо», этой глобальной технологической олимпиады.
Но горожанам, конечно, запомнилось возвращение государственных замашек образца СССР. Возрождение «совка» означало укрепление державы, потому что «совок» – единственный формат, освоенный нынешним государством Российским. Но крепкой державе вольный Ёбург был противопоказан. И он уходил в прошлое, замещаясь управляемым, респектабельным и социализированным Екатеринбургом.
«Подхаятник» и «Объездун»
Екатеринбург-2009
Первое десятилетие XXI века в противовес «лихим девяностым» называют «тучными годами». Государственное осознание благополучия следует датировать 2004 годом – отменой прямых выборов губернаторов: сытой России демократия стала не важна. А Ёбург почувствовал себя комфортно примерно в 2006 году.
В октябре 2006-го на въезде в город со стороны Первоуральска открылся комплекс мегамаркетов «Мега» («Ашан», IKEAи OBI) плюс большие салоны автодилеров. До Ёбурга наконец-то добрались мировые торговые спруты. Поначалу звучали робкие возражения экономистов – дескать, перекормите город, обожрёмся, заворот кишок, но куда там: в Екатеринбурге-2010 заполняемость магазинов составила 97 %! То есть всё забито покупателями, нужны ещё и ещё площади, ещё и ещё товары! Потребительский бум. По объёму розницы город Екатеринбург в одиночку превзошёл всю Челябинскую область. Фантастика!
В том же 2006 году мэр Чернецкий совершил малозаметный для горожан, но принципиальный для города подвиг: он отказался от практики «отрицательного трансферта». Этими красивыми словами называется ситуация, когда Москва левой рукой изымает из какого-нибудь провинциального бюджета часть того, что сама же и положила туда правой рукой. Чернецкий – первым из российских мэров – сказал: всё, баста, больше таких фокусов Екатеринбург столице не позволит.
Чернецкого пылко ругали обыватели и гражданские активисты, но ему верил строительный бизнес. Через пять лет после юбилея города возобновились работы по облагораживанию набережных. Тяжёлая техника, рокоча, потихоньку ползла от Плотинки вдоль пруда к улице Челюскинцев и вдоль Исети к Царскому мосту. Всё это город оплачивал из сэкономленных денег. Если деньги кончались, Чернецкий просил застройщиков работать за свой счёт – потом он заплатит. И они работали.
В «тучные годы» город обзавёлся пешеходной улицей – улицей Вайнера. Ещё десять лет назад тут были облезлые трущобы с алкоголиками и хулиганами, даже асфальт здесь раскрошился – посреди проезжей части из земли выпирали бугры с канализационными колодцами. Чернецкий приказал не жалеть денег. Под улицей проложили тоннель, в который убрали все коммуникации, трущобы снесли, какие дома были достойны сохранения – отреставрировали, дорогу вымостили плиткой.
Получился фешенебельный бульвар, и его быстро заселила городская скульптура, всякие «Банкиры», «Влюблённые» и прочие «Коробейники». «Тучные годы» стали временем расцвета подобной монументалки. История уходила с площадей, наступала благополучная эпоха, в которую для людей важнее всего была их личная жизнь, и скульптура эволюционировала в сторону приватности. В разных уголках города появились бронзовые «Челноки» и «Водопроводчики», Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым и Владимир Высоцкий с Мариной Влади. Целый парк скульптур в 2006 году образовался возле железнодорожного музея: «Пассажиры», «Проводница», «Ремонтники», «Путейцы», «Начальник станции».
В 2005 году на склоне берега Исети возле дома Чувильдина раскинулась лэнд-арт композиция «Клава» – бетонная клавиатура размером 4 на 16 метров. Каждая клавиша весит 80 кило, а «пробел» – полтонны. Прыгая по «Клаве», здесь можно напечатать заветное желание, главное – не забыть в конце перескочить на Enter. Дом Чувильдина прозвали «системным блоком», а реку – I-сетью.
Знаменитая «Клава»
Новой проблемой города стала точечная застройка. Горожане справедливо считали её наглым вторжением в уже сложившиеся жилые комплексы и объясняли дороговизной земли и коррупцией. Коррупция, конечно, имелась (куда без неё?), но вообще точечная застройка была наследием «лихих девяностых». Занимаемые площадки и были предназначены планами под строительство, просто в девяностые там ничего не построили. И местные жители забыли о давних замыслах властей, обиходили эти пустыри, привыкли считать своими. И теперь забушевали войны: люди били окна в бульдозерах и ломали заборы, строители по ночам спиливали детские грибки, экскаваторы выкапывали котлованы на автопарковках.
Другой проблемой, которая неизменно будоражила горожан, была проблема сноса памятников истории и архитектуры. Нарыв прорвался весной 2009 года. В ночь на 29 апреля неизвестные злодеи разрушили дом землемера Ярутина по адресу улица Белинского, 3. Общественность возмутилась, запротестовала. 6 мая на развалинах Владимир Шахрин и группа «Чайф» провели рок-панихиду по дому.
Снос памятников вроде бы объяснялся теми же причинами, что и точечная застройка, – дороговизной земли и коррупцией. Но эта мина была заложена ещё в начале девяностых, в приватизацию, когда обуреваемый «демшизой» горсовет бодался с горисполкомом. Исполком не имел права распоряжаться памятниками, и горсовет, отжимая у соперника недвижимость, объявлял памятниками всё подряд, лишь бы нашлись формальные поводы. В неприкасаемые святыни записывали кирпичные руины, обгорелые срубы, какие-то трущобы, где случайно переночевал какой-нибудь залётный революционер, полуразрушенные брандмауэры, погреба.
Горсовет увеличил количество памятников в восемь раз: было 60, стало 472 (примерно впятеро больше, чем в Париже). Потом эти памятники загрёб под себя Минкульт, право распоряжения ушло на федеральный уровень, и всё заглохло. Восстанавливать местные памятники федералы, разумеется, не собирались (им-то это на фига?), но откаты за документы, разрешающие использование, требовали непомерные. Потому тайный снос оказался единственным способом разморозить ситуацию. Однако горожан оскорбляло то, что с ними никто не советуется.