Eden
Шрифт:
— Нет! — на автомате вырывается у меня. Это глупо и эгоистично с моей стороны, но что еще я могу сказать?
Прочищаю горло.
— Ну… не совсем.
Его лицо озаряет надежда.
— Нет? — повторяет он.
Боже, как же хочется умереть.
Но… я просто не могу сказать правду, которая разобьет ему сердце, прямо сейчас. Я обязательно скажу ему, когда выберемся отсюда, вот тогда я смогу сделать это по-человечески…
— Готово.
Люциус появляется как раз вовремя, чтобы прервать этот
Оборачиваюсь на его голос и замечаю лодку, выплывающую из тумана над поверхностью озера. Деревянный борт мягко ударяется о берег.
Господи, какая же она маленькая, гораздо меньше, чем мне помнится… слишком маленькая…
— Мы не поместимся тут втроем, — произносит Рон.
Люциус поджимает губы.
— Что верно — то верно. Все было бы отлично, не будь с нами тебя…
— Это не моя идея бежать с вами, а Гермионы! — огрызается Рон. — И вообще, кажется, это ты не идешь с нами, Малфой…
— Замолчите оба! — Только петушиных боев мне сейчас не хватало. — У нас нет времени на препирания. Сделаем две ходки: сначала Люциус отвезет одного, потом — другого, потому что только он сможет вызвать лодку.
Люциус прищуривается.
— Не понимаю, почему ради него я должен рисковать нашими жизнями…
Поворачиваюсь к нему.
— Ты знаешь, почему, — едва шевеля губами, отвечаю я. — Просто сделай это, пожалуйста.
Мгновение он пристально смотрит на меня, а затем, выругавшись сквозь зубы, берет меня за руку, помогая забраться в лодку. Оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть на Рона.
— Он вернется за тобой через пять минут, Рон, я обещаю, — поспешно выпаливаю я.
Он улыбается, но в его глазах плещется страх: он очень напуган.
— Все будет хорошо, Гермиона.
Кивнув, с трудом заставляю себя улыбнуться в ответ и усаживаюсь в лодке, пока мы медленно плывем по воде. Только когда Рона уже не видно из-за тумана, я отворачиваюсь от берега и поднимаю глаза на Люциуса.
— Спасибо, — шепчу ему.
Он хмурится, но кивает, беря меня за руку.
Уже второй раз он держит меня за руку в этой лодке. Когда-то он так же сжимал мою ладонь, пока мы плыли в это ужасное место…
— Так давно… — шепчет он, будто прочел мои мысли. — Помнишь?
— Помню ли я?..
Помню ли я тот день, когда он пытал меня почти до смерти, а потом Волдеморт оставил за ним право решать жить мне или умереть, и Люциус предпочел оставить мне жизнь? Помню ли я ту минуту, когда осознала, что небезразлична ему, пусть это и были пока что непонятные и запутанные чувства, природы которых я не понимала?
— Я помню… — сжимаю его пальцы, видя страдание в его глазах.
— Я принес тебе столько боли, — шепотом начинает он. — Прости меня. Это… я не хотел этого. Ну, по крайней мере, после того, как мы прибыли сюда…
— Знаю. Это ничего.
Его ответ для меня — полная неожиданность.
— Не надо, я не хочу, чтобы ты прощала меня. Только не после того, что я с тобой сделал.
Он осекается, а я не знаю, что сказать на это, поэтому, отвернувшись, вглядываюсь в очертания проступающих из тумана деревьев — мы приближаемся к другому берегу, выплывая из пещеры на открытый воздух.
Чувствую, как Люциус напрягается позади меня, и вижу, как его пальцы крепче сжимают палочку…
Все хорошо. На берегу никого нет, мы их переиграли и прибыли сюда первыми.
Люциус чуть расслабляется.
Поднимаю голову вверх — темно-синее небо с россыпью народившихся звезд.
Кажется, мне придется подождать еще немного — до рассвета, — чтобы вновь увидеть солнце.
Но все-таки я его увижу. Непременно. Мы с Люциусом вместе встретим рассвет… и будем свободны.
Свобода.
От одного этого слова голова идет кругом.
Лодка мягко ударяется о берег, Люциус аккуратно выбирается из нее и подает мне руку. Острая прохладная трава под ногами совершенна, но я не успеваю насладиться ощущениями, потому что он уже тащит меня к густым зарослям деревьев и кустарников.
— Надень это, — он протягивает мне мантию-невидимку. — Жди здесь, и ни звука, даже если будет казаться, что ты тут одна.
Молча накрываюсь мантией. Осмотрев место, где я только что стояла, он удовлетворенно кивает.
— Отлично, — шепчет он и возвращается в лодку. — Я быстро.
Он стремительно возвращается к лодке, забирается внутрь и бесшумно отплывает, постепенно растворяясь в тумане.
Замерев, стою под мантией-невидимкой. Все будет хорошо. Надежда умирает последней…
Господи, никогда не думала, что выберусь отсюда.
Закрываю глаза.
Происходящее настолько нереально, что кажется, будто все происходит не со мной, а с какой-то другой Гермионой. Она существовала когда-то, но не теперь… наверное.
Иногда я о ней думаю — о той девочке, которой я была. Гермиона. Гермиона Грэйнджер. Семнадцать лет. Наивная, храбрая, гордая, умная, такая находчивая и такая уязвимая. Гарри Поттер и Рон Уизли были центром ее вселенной. У нее были любящие родители.
Теперь ее больше нет. На ее месте другая…
Гермиона. Гермиона Грэйнджер. Восемнадцать лет. Но в душе намного старше. Храбрая, потому что так надо, потому что теперь она знает, что значит по-настоящему бояться чего-то или кого-то. Комок нервов, шарахающийся от собственной тени. Люциус Малфой — центр ее вселенной. У нее нет родителей. И она скоро станет матерью.
— Я одна из наследников благородного и древнего рода Блэков, — высокий чистый голос прорезает повисшую тишину. — Я прошу переправы.