Eden

obsessmuch

— Хорошо, успокойся. Я тебе верю. Как он выглядел? Что было в его глазах?..

— Ты же знаешь, какой он.

— Знаю, черт его подери. Полностью закрыт ото всех, невозможно понять, о чем он думает…

— Ну да, именно так окружающие вас воспринимают.

* * *

Он сказал: «Через несколько часов». Несколько часов. Уже прошло гораздо больше…

По спине пробегает холодок — знакомое ощущение, — уже давно я не чувствовала подобного. Жуткое предчувствие,

что случится что-то непоправимое…

Во время своего заточения я отлично выучила, что значит страх. Те, кто не живет с этим чувством изо дня в день, никогда не сможет по достоинству оценить хотя бы один день без него. Они воспринимают отсутствие страха как данность. Они привыкли, что их не трясет как в лихорадке, что тело не ломит от постоянного напряжения и ожидания, а их разум не замутнен всевозможными ужасами. Для них кошмары — это нечто, выбивающееся из привычной им картинки идеального мира, что-то неправильное, то, что редко с ними происходит. Им не приходилось просыпаться каждую ночь от звука собственных рыданий и стонов.

Страх — мощнейшее оружие из всех. Уважение, ненависть, любовь — ничто в сравнении с ним. Только страх способен по-настоящему держать людей в узде…

Да, Эйвери не единственный, кого я боюсь.

Но этот страх особенный — чистейший, первосортный ужас. Ситуация обостряется еще и тем, что я точно знаю, чего ожидать. Но я должна пройти через это. Иначе будущего у нас нет…

* * *

— Все будет хорошо, правда? По-другому ведь не может быть?

— Ты действительно в это веришь?

— А что мне еще остается?

— Господи, помоги нам… А если он уже знает? Мы должны узнать, что он с тобой сделал, и только тогда сможем разобраться, как действовать дальше.

— Слушай… там, в саду, ты сказал, что хочешь пойти со мной.

— Да.

— Ну, тогда… почему бы нам просто не… сбежать? Сегодня. Мы будем уже на другом конце страны к тому времени, как они узнают, что мы сделали…

— Нас мгновенно выследят. Если сбежим вместе, они сразу поймут, почему, и не успокоятся, пока не найдут нас.

— Но они все равно будут нас искать, если ты будешь со мной.

— Не обязательно. Я должен обдумать… Так, слушай меня: я не хочу решать, как действовать дальше, пока не узнаю, что произошло.

— Но мы же теряем время, ожидая непонятно чего!

— Это не «непонятно что»! Я не могу разрабатывать план, пока не узнаю всех влияющих факторов. Иначе я рискую подвергнуть нас ненужной опасности, а без веской на то причины я этого делать не стану.

— Отлично, ну и как ты собираешься выяснить, из-за чего он стер мне память?

— Не знаю… не могу сосредоточиться…

* * *

Он

здесь.

Напряженно смотрит на меня, в лице — ни тени эмоций. Так нужно.

Но… о боже, его глаза. Первая ступень на пути к его душе… Глядя в них снова и снова, я осознала, насколько выразительны они могут быть, и поняла, что под маской Пожирателя Смерти может скрываться обыкновенный человек.

Сейчас они блестят и переливаются, словно ртуть на ярком свету. Два крохотных озерца расплавленной ртути на белом мраморе лица.

Глубоко вдыхаю теплый, спертый воздух. Все хорошо. Это нужно сделать. Я смогу. Я должна…

— Принес? — бросаю коротко.

Мускул на его щеке подергивается.

Он достает из кармана мантии флакончик с темно-зеленой жидкостью и протягивает мне.

Выступаю вперед, протягивая руку и напряженно глядя на Люциуса.

— Сработает? — шепотом спрашиваю я.

— Я не стал бы тебе лгать, — поспешно бормочет он.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, но взгляд цепляется за палочку в его руке. Пока что безобидную…

Сглатываю и все же поднимаю на него глаза: глубокая складка залегла между его бровями.

Он уловил скрытый смысл моих слов, и ему, возможно, даже больнее, чем мне.

— Не сердись на меня за осторожность, — тихо произношу я. — В конце концов, ты мог бы соврать о зелье, и фактически получить мое согласие на то, чтобы избавиться от реб…

— Если бы я собирался так поступить, — железным тоном прерывает меня он, — я бы сделал это сразу, как только ты только сообщила о своей беременности, и не стал ждать «подходящего» случая.

— Тогда почему…

Съеживаюсь под его взглядом, не в силах продолжать, потому что эти глаза буквально кричат: «Не заставляй меня произносить это вслух…»

Неожиданно меня осеняет: возможно, какая-то часть его хочет этого ребенка так же сильно, как и я.

Он ждет.

Открываю флакон, вознося короткую молитву несуществующему Богу, и одним махом выпиваю все зелье. У него такой мерзкий вкус, что меня передергивает, и я роняю склянку на пол.

Люциус подается вперед, вытягивая руку, будто хочет коснуться меня, но на полпути опускает ее вниз.

Прочищаю горло, пытаясь избавиться от противного привкуса.

Люциус заметно нервничает.

— Ты уверен, что сработает? — вновь интересуюсь я.

Он кивает.

— Оно защитит ребенка, — шепчет он, — но не… Оно не защитит тебя.

Хмурюсь в ответ на его слова.

— Если бы оно защищало меня, я не стала бы его пить, — улыбаюсь одними губами. — Иначе не было бы смысла в том, что мы делаем.

Он не отвечает на мою улыбку — и вряд ли мог, если бы даже и постарался.