Eden
Шрифт:
— Да, хозяин.
Люциус склоняет голову, а затем делает жест Пожирателям, стоящим за нами, указывая на Рона. Я пытаюсь удержать его руку, но его грубо поднимают на ноги и толкают к двери.
Возникает ощущение, что вместе с Роном я теряю часть себя.
— Не волнуйся! — поспешно говорю ему. — Все будет хорошо.
Но слова звучат фальшиво, будто реплика из спектакля.
Прежде, чем Рон успевает хотя бы кивнуть мне, Пожиратели Смерти выводят его из комнаты.
Железная хватка на моей руке.
Я
Я поднимаю глаза на Люциуса, но его взгляд ничего не выражает. Он грубо выталкивает меня из комнаты и возвращает в мою камеру.
Глава 6. Убеждение
Я не могу смотреть на свои руки,
От вида их хочу ослепнуть тут же!
Владений Нептуна не хватит, их отмыть!
— Уильям Шекспир, Макбет (перевод — kama155)
Моя голова гудит, уши закладывает, и пульс бьет по глазам. От этой убийственной боли я едва могу видеть. И она не собирается проходить.
Где Рон? Где он?
Ничто не может остановить эту боль. Я глубоко дышу, тру виски, споласкиваю лицо водой в туалете — ничего не помогает от нее избавиться. Ничего, ничего, ничего.
Что они с ним делают?
И сейчас я хожу взад-вперед по камере, тщетно пытаясь мыслить ясно и логически.
Очень хочется знать, сколько времени прошло с тех пор, как меня вновь привели в мою камеру. Но как узнать? Никто никогда не говорит мне, сколько времени. Остается только догадываться.
На этот раз они действительно долго. Такое ощущение, что я здесь уже целую вечность.
И все, о чем я могу думать, — это то, что они делают сейчас с Роном.
Я сжимаю кулаки, врезаясь ногтями в мягкую, податливую кожу своих ладоней.
Возможно, что они не причинят ему боли. Может, они используют пытки только для грязно… для маглорожденных. Люциус намекнул, что так оно и есть. И скорее всего, они примут во внимание чистую кровь Рона и используют веритасерум.
Но если они собирались поступить именно так, почему Люциус так улыбался, когда Рон кричал, испытывая боль от Круцио?
Как он мог?
Он ненавидит Рона. Я понятия не имею, почему, но он ненавидит его. Вероятно, почти так же сильно, как он ненавидит и меня за то, что я магглорожденая, если я, конечно, правильно поняла выражение его лица.
Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти буквально взрезают кожу на ладонях. Кровь, моя кровь, собирается в трещинках на моих руках. Теплая, липкая кровь.
Это из-за меня он здесь. Это я обрекла своего лучшего друга на боль и страдания.
И смерть.
Это невыносимо.
Я резко разворачиваюсь, впечатывая кулак в стену. Обдираю костяшки
Я останавливаюсь, когда стена заканчивается, и прижимаюсь лбом к холодному камню. Пот катится по моему лицу, и волосы прилипли к коже.
Но боль в моей руке ничто по сравнению с пульсирующей головной болью.
Дверь моей камеры открывается с громким щелчком. Я поворачиваюсь, точно зная, кто это.
Его внешность, как всегда, безупречна. Ничего лишнего. На нем роскошная мантия — черная с изумрудно-зеленым материя и серебряная вышивка.
Хах.
Он оглядывает меня с ног до головы и кривит рот в усмешке.
— Прелесть моя, вам стоит лучше заботиться о себе. Вы выглядите ужасно.
Я угрюмо смотрю на него.
— Вы бы выглядели не лучше, приведись вам жить в подобных условиях.
Он подходит ко мне и берет за подбородок, изучая мое лицо.
Он вертит мою голову так и сяк, осматривая меня, будто я — маленький, грязный ребенок.
— Вы больны? — спрашивает он, наконец, не убирая рук от моего лица. — Выглядите вы, по крайней мере, именно так.
Он стоит слишком близко ко мне.
— Вам-то что? — Я твердо смотрю ему в глаза.
Люциус наклоняется, чтобы рассмотреть мое лицо поближе, но выражение его, словно безликая маска.
— Болезнь заключенного не входит в мои планы, — в конце концов, произносит Люциус.
— О, зато мучить и истязать этого заключенного для вас в порядке вещей, так? — Я вырываюсь из его рук, взбешенная его наигранным сочувствием. — Как разумно с вашей стороны.
Он достает палочку из складок мантии, и я чувствую пронзающий меня электрический разряд, которая исчезает также быстро, как и появляется. Мое дыхание немного сбилось, я делаю резкий вздох сквозь стиснутые зубы.
— Я раз за разом повторял вам, что ваша дерзость не доведет до добра, — спокойно говорит он, едва шевеля губами. — Почему вы не хотите делать то, что вам говорят?
Я могу привести миллион причин, но я молчу, хотя мне очень хочется высказать все. Слишком уж свеж в памяти электрический заряд и сопровождавшая его боль.
Мы стоим и напряженно смотрим друг на друга. И мне интересно, что таят в своих глубинах эти холодные, серые глаза?
Он может читать мои мысли. Это так несправедливо, что я не могу читать его.
— Где Рон? Что вы с ним сделали?
Уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке, но она не касается его глаз, они по-прежнему холодны.
— Ах да, молодой мистер Уизли. Кажется, вы слишком привязаны к нему.
Я заливаюсь краской от ярости, но стараюсь сохранить разум чистым. Я не позволю ему выудить что-либо из меня с помощью легиллименции.