Eden
Шрифт:
Я заливаюсь краской стыда и унижения и ничего не могу с этим поделать.
— Не хочу разочаровывать вас, мисс Грэйнджер, — с презрительной ухмылкой говорит Люциус, — но, боюсь, вам сегодня не везет. Я не трогаю грязнокровок.
Мне не везет?
— Вы самонадеянный, заносчивый…
— О, пожалуйста! — Он поднимает руку вверх. — Давайте без оскорблений.
Он бросает к моим ногам красный тряпичный сверток, который он держал в руках.
— Буду премного благодарен, если вы оденете это.
Я
— Где моя одежда?
Не знаю, почему я спрашиваю об этом. Та одежда была грязной, а эта хотя бы чистая.
Но… та, по крайней мере, была моей.
— Маггловская одежда здесь не приветствуется, — он презрительно улыбается. — Вы будете носить то, что в большей степени подобает ситуации.
— Ну, да, конечно, — бормочу я. — Ведь моя одежда так не подходит для темницы.
Мускул дрогнул на его лице, выдавая вспышку эмоции. Это в равной степени могли быть как огонек улыбки, так и пламя ярости.
Как бы мне хотелось знать, о чем он думает. Жаль, что у меня нет ни малейшего предположения насчет его мыслей.
— Не дерзи, — тихо произносит он. — Ты знаешь, как я не люблю это.
Значит, злость. Так оно и есть.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга в тишине. Его глаза пристально, будто изучая, смотрят в мои, а я пытаюсь ни о чем не думать. Если он применит Легиллименцию, я не собираюсь выдавать ему свои мысли без какой-либо борьбы.
Я не знаю, почему он так смотрит. Но этот тяжелый, изучающий взгляд заставляет меня думать, что Люциус прощупывает мои мысли.
Жаль, что я не знаю наверняка.
— Вы будете одеваться? — в конце концов, спрашивает он. — Полагаю, вы не хотите и дальше выставлять свое тело напоказ.
Я подавляю яростный крик, грозящий вырваться наружу, и произношу уже спокойным, хладнокровным голосом.
— Я буду счастлива одеться, если вы отвернетесь.
И что, неужели, я жду от него участия? Я, должно быть, идиотка.
Он издает смешок в ответ на мою просьбу.
— Нет.
Мне следовало предвидеть это.
— Почему?
Он высокомерно вздернул подбородок.
— Грязнокровка не вправе указывать мне, что делать.
Я почти готова кричать от разочарования. Меня тошнит от этих скользких игр, в которые мы с ним играем! Они всегда проходят по одному сценарию: мой отказ, боль, вынужденное подчинение, короткая передышка…
А потом еще больше боли.
Я так устала вновь и вновь проходить через это. И я не хочу лишний раз напрашиваться.
Я надеваю мантию через голову. Она очень тяжелая и сразу прилипает к потной коже, царапая мое тело.
Но теперь я хотя бы снова одета. Вернулось чувство достоинства и хоть какое-то самообладание. И я благодарна за это.
Люциус холодно кивает мне.
— Это ведь было не сложно, да?
Я поднимаюсь, способная вновь смотреть ему в лицо без
— А обувь? — спрашиваю я.
Он вновь усмехается.
— Не злоупотребляйте моей добротой, мисс Грэйнджер.
Добротой?
Он щелкает пальцами, как будто я его комнатная собачка.
Пойдемте, — воодушевленно говорит он. — Скоро прибудет Темный лорд. Мы же не хотим заставлять его ждать.
— О, нет, как мы можем нарушить планы Волдеморта?
Язык мой — враг мой. Это только выведет его из себя. И зачем я сказала это?
Его лицо потемнело от гнева.
— Как ты смеешь называть Темного Лорда по имени?
— А почему бы и нет? — Теперь мне уже все равно, разозлю я его или нет. Слова слетают с губ так быстро, что я не успеваю задуматься об их последствиях. — Это просто имя. И не моя вина, что вы настолько трусливы, что не можете заставить себя произнести его.
Вот теперь он в ярости. Эту эмоцию я могу определить безошибочно, потому что именно тогда можно заметить, что его глаза больше не холодны, как лед, — там плещется тепло. Яростный огонь.
Я слишком поздно поняла, что перегнула палку. Снова.
— Трус, — шепчет он, не отрывая от меня взгляда. — Ты предпочитаешь думать обо мне так? Почему? Неужели так ты чувствуешь свое превосходство? Ты тешишь себя мыслью, что я в еще большей степени трус, чем ты, после того, как ты предала своих друзей, почти не раздумывая. Я прав?
— Нет, — чувствую, как лицо заливает краска, — я сдала своих друзей, потому что у меня не было выбора. Я хотя бы пыталась сохранить честь. А вы… что такого честного и благородного в пытках? Когда кто-то находится в полной вашей власти. Для того, чтобы истязать тех, кто не может ответить вам, особая храбрость не нужна. Это не то, что встретиться лицом к лицу с равным противником.
Он внимательно смотрит на меня.
— Ты говоришь о том, чего не понимаешь, — от его голоса у меня мурашки по спине побежали. — Ответь, ты когда-нибудь заставляла кого-нибудь прислуживать тебе против его воли? Ты когда-нибудь делала людям настолько больно, что они молили тебя даровать им смерть? Ты когда-нибудь убивала?
— Конечно, нет…
— Вот именно, — удовлетворенно произносит он. — Ты рассуждаешь о храбрости и трусости, но ты никогда не узнаешь, что значит настоящее мужество и отвага. Сражаться с противником — это не храбрость. Любое дикое животное поступает так же — это всего лишь один из основных инстинктов, и ничего боле.
— Это не так, — запинаясь, говорю я. — Я могла бы делать так, как вы скажете, — это было бы намного проще. Но я не стану, иначе мои принципы ничего не стоят.
— И поэтому ты терпишь боль, перед тем как сдаться и предать своих друзей, — он широко ухмыляется. — Это не настоящая храбрость, потому что тебя вынудили сделать это. В результате ведь все равно одно и то же.