Эдиков комплекс. Романтическая фантазия на тему сновидения
Шрифт:
– Любаня, ты ведь знаешь, что это непросто сделать, – с нотками раздражения и одновременно усталости в голосе произнес Гриценко, – сразу же поползут слухи, всякое такое…
– Дорогой человек, ты меня умиляешь! – насмешливо воскликнула Люба. – А ты не боишься, что поползут слухи о том, как каждый божий день из твоего кабинета выползает растрепанная старшая официантка и этот француз-издраченец? Думаешь, народу не любопытно, чем это мы тут занимаемся такой теплой компанией?
– Ты-то ведь знаешь, что мы ничего плохого не делаем, – назидательно изрек Гриценко. – Жан-Поль писатель, он находит в нас с тобой источник для вдохновения. Образно говоря, мы – музы его творчества. Между прочим, начальник зала точно не зарабатывает столько, сколько этот издраченец платит тебе за твои услуги. Поэтому, звезда моя, не заводи ни себя, ни меня с утра пораньше и давай пили в зал: скоро постояльцы на завтрак потянутся.
– Слушаю и повинуюсь, мой господин, – гнусным голосом пропищала Любаша. Она голышом вскочила с дивана, и, собрав в охапку одежду, отвесила комический поклон сначала главному, а потом второстепенному благодетелю – тот как раз вытирал салфеткой следы своего творческого акта. – Счастливо оставаться!
Четверть часа спустя безупречно накрашенная и одетая в элегантную голубую форму старшая официантка вышла в зал ресторана – ее окутывала аура строгой общепитовской чистоты.
Люба положила кожаное меню перед бледным мужчиной в странном черном костюме. Он сидел за столиком у стены, где красовался угрюмый портрет кисти местного художника Долбилкина. Опытное сердце и профессиональный глазомер подсказали Любе, что этот клиент способен на щедрый жест в смысле раздачи чаевых.
– Что желаете? – держа наготове маленький блокнот, поинтересовалась Любаша стопроцентно верным тоном: в нем на пять частей деловитой услужливости приходились две части отчужденной неприступности, полторы части фальшивой личностной заинтересованности и полчасти сдержанной угрозы послать клиента ко всем чертям, если он окажется чрезмерно вредным.
– Так какая у вас, говорите, сегодня кухня? – голосом с весьма необычными интонациями вопросил человек за столом, окидывая любопытствующим взглядом шедевр Долбилкина. – Японская, китайская, европейская или русская?
Замешательство старшей официантки отметила лишь кожа блокнотика, в которую она незамедлительно впилась маникюром. Вообще-то кухня в ресторане была лишь отечественная, а экзотическое кулинарное изобилие Люба придумала всего несколько минут назад – исключительно в рекламных целях. По всему выходило, что либо клиент в черном был яснослышащим, либо Гриценко уже успел напеть ему про Любашино сочинение.
– Пока что по техническим причинам ресторан может предложить только разнообразные русские блюда, – быстро ответила Люба, на всякий случай увеличивая в своем голосе процент отчужденной неприступности. – Рекомендую вам ознакомиться с меню и определиться с выбором.
– Ай-ай-ай, вы меня разочаровываете, – скорее насмешливо, чем огорченно, сказал клиент. – Мало того, что ваш «выполненный под старину» зал не имеет ничего общего со стариной, так вы еще лишаете меня удовольствия отведать мои любимые итальянские блюда. А я, собственно, ради них сюда и пришел.
– Так вы, наверное, итальянец? – с улыбкой воскликнула Люба, на этот раз доведя до критической отметки порцию личностной заинтересованности в голосе – чтобы перекрыть нараставшую в душе растерянность. – Ну да, вы же говорите с итальянским акцентом! Тогда мы вам можем предложить прекрасное флорентийское вино двухлетней выдержки…
– Вы хотели сказать – питерскую бормотуху двухнедельного розлива, – теперь уже в открытую потешался становившийся неудобным посетитель. – Давайте так, вы мне принесете порцию не очень испорченных пельменей и двести граммов неразведенной водки, хорошо? Меня, исконно русского человека, такая пища вполне устроит. И еще: не могли бы вы убрать у меня из-под носа эту мазню? Я понимаю, что сведения о мастерах дальневосточной живописи на стенах ресторана – единственные правдивые слова в газете о вашем заведении, но как можно питаться в окружении подобного ужаса? Это же прямая дорога к несварению желудка.
– Какие сведения? В какой газете? – хмуря тонко выщипанные брови, глухо спросила Люба. Старшая официантка уже моделировала в голосе доселе не востребованную угрозу, и она вот-вот должна была прозвучать в следующей реплике диалога с этим странным посетителем. – Что вы вообще позволяете себе думать о нашем ресторане?
– Извольте прочесть, сударыня, – радостно воскликнул незнакомец с безумной речью, которую он нахально выдавал за «исконно русский язык», и помахал перед Любиным лицом номером газеты «Тихоокеанская звезда». В нос ей ударил запах свежей типографской краски. – Рекламный проспект ресторации Амур во вчерашнем выпуске!
Люба подозрительно взяла в руки газету и, бледнея, несколько раз прочла выделенное рамкой объявление, которое она лично – слово в слово – проворковала на ухо своему начальствующему любовнику не ранее как полчаса назад. Пригляделась к дате – сомнений не было: число красноречиво указывало на предшествующий день.
– Я не знаю, как вы это все устроили, – кусая губы, тихо сказала Люба, – но если хотите меня шантажировать, то знайте: со мной легко можно договориться. Я только умоляю вас не говорить Гриценко, что мы иногда реализуем просроченные продукты и разводим водку. И потом, не просите меня убирать со стен картины. Сегодня вечером здесь состоится творческий вечер авторов этих работ.
– Ну, насчет картин не беспокойтесь, – весело махнул рукой посетитель, – они сами попадают в нужное время. А до вашей тайной деятельности за спиной хозяина мне дела нет. Я же хочу деликатно попросить вас о двух вещах. Первое – составить мне сейчас компанию за столом. А второе – не пользоваться резинками, которые подарил вам вчера этот чудаковатый француз. Я бы сказал, у меня к ним нет особого доверия.
– Господи, вы и об этом в курсе! – в отчаянии воскликнула Люба, чуть не плача. – Если Гриценко пронюхает про меня и Жан-Поля, моей ресторанной карьере – конец! Подождите, сейчас я принесу завтрак и сама накачу с вами водки – плевать на профессиональный этикет!
Три минуты спустя старшая официантка вернулась с подносом в руках, заодно успев восстановить утраченные в беседе четкие контуры губ и глаз. Она села напротив клиента, основательно подпортившего ей безмятежное утреннее существование, и выжидательно на него уставилась. Потом залпом осушила рюмку водки.
– Так что вы хотите за молчание? – деловито поинтересовалась Люба у человека в черном, пока тот с аппетитом поедал пельмени. – Коли вам нужны деньги, то их у меня немного, но я могу дать сколько есть. Если желаете секса, то только на вашей территории и только с презервативом.