Единородная дочь
Шрифт:
Несмотря на героические усилия Джули, несмотря на тонны рома и джина, вылитые ею в раковину, тетя Джорджина была весьма недовольна. Она ныла и причитала, называла Джули эгоисткой и солипсисткой. Обвиняла ее в трусости и отступничестве, в том, что та борется с симптомами, вместо того чтобы устранять причины, что она отказывается спасти лучшую подругу. Интересно, думала Джули, сколько еще осталось ждать, пока безотчетное недовольство Джорджины польется через край? Сколько еще осталось
Это случилось за завтраком. В воскресенье, в одиннадцать ноль пять.
— Вылечи ее, — взорвалась тетка. — Ты слышишь, Джули? Я не могу это больше выносить. — Она кивнула в сторону ванной, где Феба шумно, со стонами избавлялась от чрезмерных возлияний во время ночного кутежа. — Может, отец был против вмешательства, но я-то — за.
Джули подхватила ножом французское масло для тостов. Вылечи ее. Вмешайся. Звучит так просто, так добродетельно. Но Джорджина ни на минуту не задумывается над исторической и космологической подоплекой.
— Человечество, в том числе и Феба, не научатся самостоятельно бороться с трудностями, если я буду тут как тут, на подхвате.
— Да брось ты.
От страданий Фебы содрогались стены. Звук напоминал треск рвущейся пополам парусины.
— Вот что нам нужно сделать, Джорджина, — сказала Джули. — Мы должны вдвоем походить на собрания для тех, чьи дети и супруги слишком много пьют. — Она опустила ломтик зернового хлеба в растопленное масло.
— Мне не нужны никакие собрания, Джули, я хочу чуда.
Джули положила пропитавшийся маслом ломтик в тостер.
— Она ведь нормально себя ведет. В бухгалтерии комар носа не подточит, покупателям не грубит, в аварии не попадает.
— Вылечи ее. — Джорджина пихнула в масло свой ломтик хлеба, как садист, топящий котенка. — Черт возьми, вылечи, и все.
— Ты думаешь, мне легко говорить «нет»? Я люблю Фебу, но мы должны смотреть в корень.
— Какой еще корень? Феба себя убивает.
— Джорджина, если тебе непонятны мои доводы, что толку спорить.
— Да ты сама в своих доводах запуталась, остолопина.
— Давай выбирать выражения.
— Остолопина. Тупица. Трепло.
Джули в сердцах поддела лопаткой еще не успевший подрумяниться тост, и он полетел через всю кухню.
— У меня есть враги, Джорджина! Они меня ищут! — Она отошла от стола. — Ешь сама, у меня что-то аппетит пропал.
— У меня тоже, маленькая хитрая змея. Вот кто ты есть на самом деле, Джули Кац. Гнусный, себялюбивый гаденыш.
Задыхаясь от обиды, Джули выбежала из кухни. Не задумываясь, она бросилась к воде и нырнула в благодатную, отдохновенную прохладу залива, а в ее ушах все еще звучали гневные вопли Джорджины.
— Прости, — сказал
— Прости? — встревожилась Джули. Что еще? Он бросает ее ради какой-нибудь фифы из Принстона?
— Нам не хватило двадцати тысяч читателей, от этого никуда не денешься. Вместо твоей колонки Тони хочет сделать рубрику, посвященную домашним животным. Ее будет вести Майк Алонзо.
— Домашним животным? Ты шутишь! — По щеке Джули поползла горячая слеза. Она уткнулась носом в накрахмаленную салфетку и высморкалась. — Ты должен был за меня сражаться. Домашние животные?..
— Я сражался как мог.
— Не сомневаюсь.
— Это так.
Значит, все кончено. Завет Неопределимости превратился в Утопию. Всем ее усилиям грош цена в базарный день. И теперь у Джули ничего не осталось, кроме смятения, чувства вины, кроме дурацких нападок Джорджины и предательского безразличия Бога.
— Признайся, Бикс, ты никогда не верил в мою миссию. — Слеза коснулась губы, и Джули слизнула ее кончиком языка. — Ты делал вид, что тебе не все равно только потому, что подбивал ко мне клинья.
Бикс раскрошил в руке булочку.
— Черт возьми, Джули, я был с тобой с той самой минуты, как ты вошла в мой кабинет. Ты знаешь, что все сотрудники газеты считают тебя сумасшедшей?
— А ты? Ты тоже думаешь, что я чокнутая?
— Временами да. Этот твой имидж дочери Бога, почему ты так над ним трясешься? Ты можешь хотя бы со мной перестать притворяться? Я ведь не один из этих идиотов, которые читают «Луну».
— Я не притворяюсь.
— Ну так докажи, что ты дочь Бога. Я не требую многого: сними жир у меня с задницы, полетай — что хочешь.
— Я не оправдываюсь, солнышко. Тем более перед предателями.
Бикс извел вторую булочку.
— Ты маленькая мошенница.
Одного этого слова, мошенница, было достаточно. Джули уже бежала к выходу из ресторана и дальше, вниз по ступенькам, пока не оказалась на этаже, где было расположено казино. Предатель. Предатель! «Я сражался за тебя…» Еще бы, куда уж больше. Трусливый предатель.
В казино часов не наблюдали. Казалось, время навечно остановилось. «У Данте», «У Цезаря», в «Тельце». Здесь всегда было воскресенье, середина дня, половина четвертого, решила для себя Джули.
Ее лишили прихода. Почему Тони Бьяччо так и не понял, как важна была для всех ее колонка? Она предотвратила десятки самоубийств, а сколько разводов, побоев, издевательств над детьми! На прошлой неделе один заядлый игрок написал, что благодаря ей избавился от патологической тяги к азартным играм.