Единородная дочь
Шрифт:
— Я была всем довольна, — решительно начала Джули. Между кронами деревьев проносились миниатюрные смерчи, раскачивая тяжелые плоды. Ручейки муравьиных полчищ струились по траве. — К тому же я не сидела без дела.
Вайверн грубо загоготал и ткнул левым рогом в ту сторону, где находилась пещера Иисуса.
— Пятнадцать лет на раздаче разбавленного лимонада, это ты называешь делом? Твой братец всегда отличался мазохистскими наклонностями. Но ты… Я полагал, в тебе побольше здравого смысла.
— Я соскучилась по родным. Хочу домой.
Дьявол ткнул кончиком хвоста в направлении антрацитового свода.
—
— Иисус назвал мне твою цену. — Сложив на груди руки, Джули бросила на Вайверна вызывающий взгляд. — Я готова платить.
«Вовсе не готова, — думала про себя Джули. — Это же я. С какой стати человек должен расставаться со своим родовым наследием?»
— Ты уверена? — удивился Вайверн. — Не разбрасывайся божественностью, дорогая, это твое.
— Да.
— Хотя, если взглянуть на светлую сторону, ты во многом выиграешь, — похотливый оскал от уха до уха рассек грубое пунцовое лицо Дьявола, — землю, полноценную жизнь, и уже не будет этих обезумевших толп, преграждающих тебе дорогу.
— Ну так бери, забирай мою божественность!
— Будет больно.
У Джули по спине заструился холодный пот, к горлу будто приставили лезвие гильотины.
— Ничего, вытерплю.
— В таком случае стой смирно. — Левая лапа Вайверна вдруг словно бы раскалилась, каждый коготь на ней сверкал, будто драгоценный камень. — Не двигайся.
И дальше последовала отвратительная интерпретация «Сотворения Адама» Микеланджело. Дьявол потянулся к ней, вытянув указательный палец. Вот раскаленный коготь прикоснулся к груди, прожег футболку, продолжал погружаться в тело Джули, рассекая плоть, словно скальпель.
«Ни звука, — заклинала она себя. — Молчи, молчи!»
Вайверн подался к Джули и поцеловал ее. Она ощутила на щеке его скользкие губы, едкое, зловонное дыхание опалило глаза.
— Возлюби врага своего, так? — потешался Дьявол.
Вулканы рычали, словно минотавры, гудели, как адские домны.
Вот уже все пять пальцев погрузились в тело Джули, вот уже вся шершавая щетинистая лапа раздирала кожу, крошила хрящи, раздвигала грудную клетку, как половинки ореховой скорлупы, погружаясь все глубже и глубже, ощупывала внутренности, извиваясь. Теперь Джули знала, что такое боль. Ее рвали, рассекали, кромсали, безжалостно и бесконечно долго. Кровь хлестала мощной струей и заливала все снаружи, леденящим душу теплом разливалась внутри полостей. Сжав зубы так, что можно было бы раскрошить железную болванку из адской домны, Джули молчала, а Дьявол копался в ней своей когтистой лапой, как могильщик лопатой.
Он искал бесконечно долго и наконец нашел, вырвал из уютного гнездышка плоти бесценный подарок Матери.
Божественность Джули оказалась птицей, белым сияющим голубем, теперь ставшим пленником когтистой лапы Вайверна. Головку птицы венчала кровавая корона, растекаясь красными лентами по белому оперению. И надо же, в клюве птичка держала маленькую оливковую веточку.
Свободной лапой Вайверн заглаживал рану Джули, убивая кровожадных микробов, слой за слоем, клетка за клеткой наращивая новые ткани.
— А это з-зачем, — простонала Джули, указывая на оливковую ветвь. Боль все еще не отступала, и к горлу подкатил жгучий ком.
Вайверн заговорил, горячо, захлебываясь,
Но Джули уже не могла разобрать его слов, они превращались в смутное, далекое воспоминание, отдавались в ушах завыванием ветра. Со всех сторон ее обступила почти осязаемая тьма. Исцели этого мальчика. Спаси Атлантик-Сити. Уйди красиво. Исцели мальчика, спаси город, взлети. Нет, все это было далеко позади. Джули знала, что никогда больше ей не оживлять крабов, не исцелять слепых, не спасать города, не летать в небесах. У нее не осталось ничего, кроме жгучей, убийственной боли в груди, всепоглощающей черноты вокруг и этого бесконечного мучительного падения, падения, падения…
Часть третья
Второе пришествие Джули Кац
Глава 12
На этот раз никаких камер эктогенеза, никаких стерильных родовых путей из стекла и пластика, никаких пахнущих детским мылом уютных прачечных, мягких колыбелек с гусятами-погремушками, плавающими над головой. Только нагота и грязь. Подобно червям, вознамерившимся сожрать тебя, грязь проникает всюду: в нос, в уши, во влагалище. Нещадно палит полуденное солнце, сводят с ума тошнотворные испарения. Ты хочешь встать и не можешь, даже мысль о том, чтобы пошевелиться, приводит тебя в ужас. Ты лежишь, прилепившись к миру боком, уставившись на грязь, перебирая в памяти названия живых тварей, снующих на островке болотной травы и кружащих в воздухе: комары, гнус, мошкара, коралловая змея, мускусная черепаха… Что это, неудавшиеся творения Бога или шедевры Сатаны? Причем здесь… Ты же не в диком средневековье. Сейчас 2012 год. Так что всем этим тварям выпало представлять звенья эволюционной цепочки Дарвина.
Раздается злобное жужжание, и нечто… ах да, стрекоза, садится на нежный желтоватый объект, который ты определяешь как лилию. Замирают прозрачные перепончатые крылья, и ты чувствуешь: намерения стрекозы далеко не благие, она не собирается опылять лилию, она над ней поиздевается, изнасилует ее с безжалостностью Вайверна, вырвавшего у тебя из груди голубя божественной любви.
Собравшись с силами, ты поднимаешься и вопишь от боли, пронзающей истерзанную грудную клетку. Покрытая коркой засыхающего ила, сжав зубы от боли, ты упорно стремишься к тверди. Перед тобой простирается кукурузное поле, светятся на солнце полные жизни побеги, среди листьев прячутся чубатые малыши-початки. Ты бежишь, и грязь, высыхая, отваливается от кожи. Нет, не кукуруза тебе нужна, а то соломенное чучело, которое ее охраняет. Твой план подсказан фильмом, который когда-то тебя заставил посмотреть Роджер Уорт. На экране человек-невидимка, всеми отверженный, нагой, призрачно дрожащий, крадет одежду пугала, лишь бы не умереть от холода.
У пугала возится девочка: подвязывает его портки куском бельевой веревки. Худенькое веснушчатое личико, робкий взгляд, с футболки глупо улыбается клоун, под ним надпись «Цирк радости». Вся сцена представляет собой неплохой сюжет для обложки еженедельника «Ивнинг пост». Вот только твоя нагота… Спохватившись, ты прикрываешь одной рукой грудь, а другой промежность. У девчушки изумленно открывается ротик, и ты спешишь ее успокоить:
— Что случилось, маленькая, никогда не видела богиню Венеру?