Единственная для царя
Шрифт:
– Мир мой, – прошептал он и, взяв детей за руки, протиснулся между людьми, исчезая среди них, ищущих или просто прогуливающихся.
Уже вечером, на террасе уютного небольшого домика, укрытого тенями от листьев раскинувшихся рядом деревьев, после плотного ужина с жареной рыбой и крупно нарезанными овощами и кашей расположилась небольшая семья Мардохея.
– А что, прямо так и сказал, мол, Мардохей, ты хороший стратег? – немолодая женщина хитро стрельнула в него глазками.
Мужчина добродушно улыбнулся и откинулся на спинку стула.
– Прямо так и сказал, жена.
– А что, он и вправду похож
Мардохей согласно мотнул головой.
– Умён и статен, людей так просто не обидит, раба в тебе не видит, – проговорил тот уже серьёзно.
Зераху наскучили взрослые разговоры, облёкшиеся в серьёзный тон, и он умчал из-за стола. Гадасса же осталась, любила, когда дядя говорил, много разного узнавала от него о мире.
– Красивый город, окружённый семью стенами, которые высятся, как зубы громадного чудовища, выкрашенными в белый, чёрный, пурпурный, голубой, красный, серебряный и золотой цвета, – восхищённо поддержала разговор женщина.
– Много наших, прошёлся по базару, со всеми переговорил, хорошие условия, селятся потихоньку, детей учат, – кивнул Мардохей, – Зераха на службу отдам, пусть науки постигает, – заметил, как встрепенулась Гадасса.
– Добро, что не остались.
– Добро, – кивнул Мардохей и вновь обратил свой взор на девчушку, лицо которой заострилось и стало умилительно похожим на беличье.
– Да и Гадассе стать грамотной ничто не мешает, – после этих слов дядюшки ничто не смогло сдержать восторга девчушки, – ведь всё, что делается на свете, сделано руками людскими: и плохое, и хорошее.
Женщина строго поджала губы и обратилась к Гадассе.
– Пойди, милая, спать, постель уже застелила, простынет, – мягко произнесла женщина.
– Позволь помочь тебе, тётушка, – услужливо, с искренней готовностью помочь предложила Гадасса.
– Сама, не тяжело сегодня, – и устало потрепала девочку по голове.
Та обняла взрослых по очереди, убежала к себе, мечтая о «волшебном» стекле.
– Всё лелеешь надежды? – с упрёком высказалась женщина, – ты хоть знаешь, что ждёт девочек помимо обретённых знаний? Знаешь… Женщина может познать науки, а цену какую заплатить?
– Гадасса из древнего царского рода, достойна лучшего, как ожерелье с драгоценным камнем, а обрамлением может быть только самый сильный царь.
– Дряхл уже, – напомнила женщина, зная, что спорить с что-то задумавшим мужем бесполезно.
– Я о царевиче.
– Гарем не сахар и жизнь там – не мёд, – сокрушилась она.
– Не отдам никому Гадассу, никто не достоин, только самый могущественный, – Мардохей сжал столешницу, – напомнить, как нас в плен уводили? Если бы не Кассандана, сгинули бы… Один человек способен спасти тысячи. Гадасса умна не по годам, красива и скромна, рано говорить пока, – женщина кивнула, согласившись с ним, – но я пришёл по зову царевича, послужить своему народу, облегчить его участь, и раз уж на этом месте, то сделаю всё возможное. За племянницу не переживай, не вижу в ней зла, а раз так, то и в других откликаться будет только хорошее.
– Твои слова да… – женщина, не договорив, встала и начала хлопотать возле стола, пока Мардохей наблюдал, как сумерки укутывают кусочек их мира в прохладное одеяло.
Тем временем Гадасса уже улеглась и водила пальчиком по серебряной оправе зеркала.
Она никогда по-настоящему не чувствовала отсутствия родительской любви, всецело получая её от Мардохея.
В преддверии сна перед внутренним взором Гадассы мелькали непонятные образы, складывающиеся в одну и ту же картинку: ослепительно красивая девушка с белоснежной кожей, из одежды имеющая на себе лишь красивое ожерелье, с горящим на её шее кроваво-красным маяком.
Гадасса заснула, а судьба сплела из воздуха и протянувшегося из зеркала солнечного луча то самое украшение, что утром заставит сердце отчаянно трепетать, став первой и единственной тайной перед любимым дядей.
Глава 3
Утром Мардохей готовился с визитом к царевичу. Тот решил собрать всех те, кого отобрал для служения. Вокруг носилась супруга, причитающая и хлопочущая о красоте одежды и сгрёбшая все свитки, что подготовил муж.
На что мужчина улыбнулся, остановил женщину и крепко обнял, ощутив, как та обмякла в его руках.
– Не волнуйся, – прошептал он ей в висок, затеплив кожу дыханием, – всё будет хорошо, не оставил и не оставит Милостью Своею.
Женщина судорожно кивнула и оторвавшись взглянула ему прямо в глаза:
– Чует сердце…
– Не причитай. Дом береги и детей, – мужчина провёл указательным пальцем вдоль щеки.
Он вышел, не заметив, как из окна кухни за ним проследила пара внимательных, живых, чёрных глаз. Гадасса расстроенно вздохнула. Девочка чувствовала напряжение, повисшее между любимыми дядей и тётей с момента, как они покинули, ставшие за долгое время родными земли. Оба взрослых с противоположными мнениями невероятно накаливали домашнюю атмосферу. Тётя была против переезда, вообще, против любых перемен. Дядя же, наоборот, считал всё, что с ними происходило к лучшему. И стоически молчал, осыпаемый упрёками супругу, а она долго ворчала, но затем обычно успокаивалась, чтобы на завтра вновь изводить Мардохея как оводы изводят коров в полуденный жар.
Седовласый мужчина задумчиво ожидал своей очереди, выглядывая из-за толпы таких же, просивших аудиенции молодого царевича, людей, понимая, что визит затянется до вечера. Его слегка тронули за плечо. С удивлением обернувшись, он заметил невысокого мужчину. Судя по одежде и небольшому головному убору, то был служитель гарема. Сдвинув брови, Мардохей кивнул.
– Мудрый муж, будет ли у тебя время навестить одну благоволящую тебе особу? – спросил мужчина высоким голосом.
Мардохей вновь кивнул и последовал за ведущим. Тот нырнул в одну из ниш в стене, и они оказались в тесном коридоре. Он недолго вёл его ответвлёнными коридорами, пока они не оказались в небольшом внутреннем дворе двухэтажного дворца. Тени от крыши будто скрывали всё, что здесь происходило или могло произойти. Служитель поклонился и оставил его одного.