Единственная дочь

Снокстра Анна

Семейный портрет: родители на тридцать лет моложе, два улыбающихся брата и Ребекка в центре. Идиллия. Не хватает только белого штакетника на заднем плане.

– Твою мать, думаешь, это твоя сестра-близнец, с которой тебя разлучили давным-давно, или как?

– Ага, конечно!

Мы начали шутить о грязных фантазиях Питера с участием близнецов, и вскоре он забыл о фотографии. В голове у Питера ничего долго не задерживается.

Я пытаюсь вспомнить все детали того шоу. Она из Канберры, подросток, пропала в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет. В каком-то смысле

мне повезло, что одна сторона моего лица припухла и в синяках. Это скрывает едва заметные различия между нами. К тому моменту, когда синяки сойдут, я уже буду здорова и далеко отсюда. Мне только нужно выиграть время, чтобы выбраться из участка и доехать до аэропорта. Размышляю, что буду делать потом. Позвоню отцу? Я не разговаривала с ним с тех пор, как сбежала. Пару раз снимала трубку телефона-автомата, даже набирала номер его мобильного. Но затем в голове отдавался металлический стук провалившейся в прорезь монеты, и я клала трубку. Он все равно не захочет говорить со мной.

Дверь открывается, в комнату заглядывает женщина-полицейский и улыбается мне:

– Осталось совсем недолго. Принести тебе что-нибудь поесть?

– Да, пожалуйста.

Легкое смущение в ее голосе, она смотрит на меня и потом быстро отводит глаза.

Они попались.

Она приносит мне картонную коробку с горячей лапшой из соседней забегаловки. Лапша вся в масле и немного разваренная, но еще никогда я так не наслаждалась едой. Наконец в комнату заходит следователь. Кладет папку на стол и выдвигает стул. Он выглядит грубо, с толстой шеей и маленькими глазками. По тому, как он садится, я могу определить, что мой единственный шанс – это сыграть на его самолюбии. Он словно пытается занять как можно больше места, рука лежит на спинке соседнего стула, ноги широко расставлены. Он улыбается через стол.

– Я сожалею, что все так долго.

– Ничего, – тихо отвечаю я, широко раскрыв глаза. Я немного поворачиваю лицо, чтобы он видел профиль с синяками.

– Скоро мы отвезем тебя в больницу, хорошо?

– Я не ранена. Я просто хочу домой.

– Так положено. Мы звонили твоим родителям, но пока никто не отвечает.

Представляю, как телефон трезвонит в пустой квартире Ребекки Винтер. Вероятно, это к лучшему; родители только все усложнят. Следователь принимает мое молчание за разочарование.

– Не беспокойся, я уверен, мы скоро свяжемся с ними. Они должны приехать сюда и подтвердить твою личность. Потом вы сможете вместе отправиться домой.

Только этого не хватало – чтобы меня уличили в обмане перед толпой копов. Уверенность начинает меня покидать. Нужно срочно что-то предпринять.

Я бормочу себе в колени:

– Больше всего хочу вернуться домой.

– Я знаю. Осталось недолго, – говорит он утешающим голосом, словно гладит по голове. – Понравилось? – кивает на пустую коробку из-под лапши.

– Очень вкусно. Вообще, все очень милы со мной, – отвечаю я, продолжая разыгрывать робкую жертву.

Он открывает желтую папку. Это дело Ребекки Винтер. Пришло время допроса. Мои глаза сканируют первую страницу.

– Назови свое имя.

– Ребекка. –

Я опускаю глаза.

– И где же ты была все это время, Ребекка? – спрашивает он, наклоняясь, чтобы расслышать ответ.

– Я не знаю, – шепчу я. – Мне было очень страшно.

– Там был кто-то еще? С тобой?

– Нет. Только я.

Он наклоняется ближе, пока его лицо не оказывается в нескольких сантиметрах от моего.

– Вы спасли меня, – говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Спасибо.

Я вижу, как его плечи расправляются. Канберра в каких-то трех часах езды. Мне просто нужно чуть поднажать. Сейчас, когда почувствовал себя важной птицей, он не сможет сказать нет. Это мой единственный шанс выбраться отсюда.

– Пожалуйста, отпустите меня домой?

– Нам действительно нужно допросить тебя и отвезти в больницу для осмотра. Это важно.

– Мы можем сделать это в Канберре?

Я начинаю плакать. Мужчины ненавидят, когда женщины плачут. Они почему-то чувствуют себя неловко.

– Скоро тебя отвезут в Канберру, но сначала нам нужно соблюсти процедуру, хорошо?

– Но вы ведь босс здесь, верно? Если вы скажете, что я могу идти, они должны послушаться вас. Я просто хочу увидеть свою маму.

– Ладно, – отвечает он, поднимаясь со стула. – Не плачь. Посмотрим, что я могу сделать.

Он возвращается и сообщает, что все уладил. Меня отвезут в Канберру те двое полицейских, а потом мною займется следователь, который вел дело Ребекки Винтер. Я киваю и улыбаюсь, глядя на него, как на своего нового героя.

Я никогда не доберусь до Канберры. С аэропортом было бы проще, но я уверена, что все равно смогу как-нибудь от них улизнуть. Теперь, когда они считают меня жертвой, это будет не сложно.

Когда мы выходим из кабинета для допроса, все поворачиваются, чтобы взглянуть на меня. Одна женщина прижимает телефонную трубку к уху.

– Она здесь. Я сейчас спрошу. – Она прикладывает трубку к груди и смотрит на следователя. – Это миссис Винтер – мы наконец-то связались с ней. Она хочет поговорить с Ребеккой. Можно?

– Конечно, – отвечает следователь, улыбаясь мне.

Женщина протягивает мне трубку. Я оглядываюсь по сторонам. Все склонили голову, но я знаю, что они слушают. Я беру телефон и прикладываю к уху.

– Алло?

– Бекки, это ты?

Я открываю рот – нужно что-то сказать, но я не знаю что. Она продолжает:

– О, милая, слава богу. Поверить не могу. С тобой все хорошо? Они говорят, что ты цела и невредима, но я не верю. Я так тебя люблю. Ты в порядке?

– Со мной все хорошо.

– Оставайся на месте. Мы с отцом заберем тебя.

Черт.

– Мы как раз выезжаем, – почти шепчу я. Не хочу, чтобы она заметила, что у меня чужой голос.

– Нет, пожалуйста, никуда не уходи. Оставайся там, где ты в безопасности.

– Так я быстрее доберусь. Все уже улажено.

Я слышу, как она сглатывает, тяжело и громко.

– Мы доберемся очень быстро. – Ее голос звучит сдавленно.

– Мне нужно идти, – говорю я. Потом, глядя на все эти навостренные уши, добавляю: – Пока, мам.