Единственная любовь Казановы
Шрифт:
— Вы его очень любите? — сумела выдавить из себя Анриетта.
— Ах, это! — Мариетта передернула очень красивыми плечами и, отвернувшись от зеркала, стала зажигать свечи. — Это умерло в Чоггиа. Захоти я выйти за кого-нибудь замуж, мне и надо было выходить. А меня, на мое несчастье, выдали за богатого дурака-крестьянина… Но не следовало мне все это вам говорить. Вы ведь его любите, верно?
Анриетта ничего не ответила. Она пригнулась к Мариетте и взволнованно произнесла:
— Он такой глупый — да
— И поделом ему, — не без иронии сказала Мариетта. — Почему мы должны всегда страдать?
Анриетта молчала, всем своим видом показывая, что не разделяет этой мысли.
— Я уезжаю завтра из Флоренции, — спокойно произнесла она. — Но мне хотелось сначала увидеть вас. Извините меня за это. Мой поступок объясняется не пустым любопытством. Дело в том, что…
И, к собственному огорчению и изумлению, а также к испугу Мариетты, она разразилась рыданиями и уткнулась лицом в ладони. Мариетта с минуту смотрела на нее, затем положила щетку, заколола растрепанные волосы двумя-тремя шпильками и, опустившись на колени рядом с Анриеттой, обняла ее и стала утешать. Когда рыдания поутихли, Мариетта сказала:
— Вы хотите дать мне понять, что он свободен и будет теперь мой?
Анриетта кивнула, но, пытаясь сладить с рыданиями, произнести ни слова не могла.
— А теперь послушайте вы меня, — сказала Мариетта, не выпуская ее из объятий и поглаживая по плечу, — не думайте, что я с вами неискренна или что разыгрываю комедию, потому что это не так. И не делайте никаких глупостей: не думайте, что он не любит вас. Он любит вас так, как способен любить женщину, и, пожалуй, больше, чем любую другую.
Ведь он же боролся с собой, когда его потянуло ко мне, а такого с ним — держу пари — ни разу в жизни не бывало. Неужели вы не знаете, что он любит вас?
— Это не та любовь, о какой я мечтала, — нашла в себе силы произнести Анриетта.
— Мечтала?! — В голосе Мариетты зазвучала обида. — У меня тоже были мечты, и, судя по тем сказкам, которые рассказывал мне мессир Казанова, у него тоже. Став любовницей Казановы, женщина должна забыть о мечтах и принимать реальность такой, какая есть. Он никогда не будет вам верен. Не может он. Это не в его натуре. Он не в состоянии противиться хорошенькой женщине, которой вздумалось его заполучить. Но он всегда будет возвращаться к вам. Он даст вам лучшее, что в нем есть, а со временем…
— Со временем… — произнесла Анриетта, вставая и беря Мариетту за руку. — Ах, я постарею задолго до того, как он перестанет мечтать о других губках и грудках. А теперь мне пора. Но вы явно желаете мне добра, вы хорошая. Я хочу поблагодарить вас и сказать, что я… я не питаю к вам ненависти, хотя, казалось, должна бы питать. И вы очень хорошенькая. Неудивительно…
— Ах, — вздохнула Мариетта с ноткой несвойственного ей ранее цинизма и поцеловала свою соперницу. — Но вы же знаете: люди всегда говорили, что Казанова понимает толк в женщинах.
А господин, о котором шел разговор, продолжал спать на диване, когда Анриетта вернулась и принялась как можно тише укладывать свои вещи, готовясь к отъезду из Флоренции. Она старалась как можно дольше не тревожить его, но поскольку многие вещи находились в той комнате, где он спал, ей пришлось заняться укладкой и там. Она затеплила лишь одну свечу под колпачком и передвигалась почти так же бесшумно, как хорошая сиделка при больном. А Казанова продолжал спать, и Анриетта уже начала думать, что ей удастся упаковать все вещи, прежде чем он проснется. Она уже складывала последнюю одежду, когда что-то побудило ее поднять глаза и она увидела, что Казанова проснулся и смотрит на нее. Сначала он не понял, чем она занята, и Анриетта подошла к нему, чтобы он не увидел саквояжа, в который она укладывала вещи.
— Который час? — спросил он, зевая, и потянул за цепочку лежавшие в кармашке часы. — Что?! Больше часа ночи! Почему, черт возьми, ты не разбудила меня? — Анриетта молчала, лишь с улыбкой глядела на него. Он расхохотался. — Моска будет на меня в ярости. Неважно, я помирюсь с этим мерзавцем завтра. — Он окинул Анриетту быстрым взглядом и заметил раскрытый саквояж. — А почему ты не легла? — спросил он.
— Мне надо было кое-что сделать, — спокойно ответила она.
— Что именно?
— О, кое-что прибрать и…
— Ты выходила, — сказал он, прерывая ее, так как заметил, что на ней уличные туфли, а на них следы глины с грязной театральной улицы. — И ты укладываешься? Что все это значит?
— Ты наверняка еще не отдохнул, Джакомо, — умиротворяюще произнесла она. — Не лучше ли тебе лечь в постель, а потом утром…
Он ревниво подметил, что она сказала: «лечь в постель», а не «лечь со мной».
— Я не могу лечь, пока не узнаю, почему ты упаковываешь вещи. — Он подошел к двери и заглянул в соседнюю комнату. — Ты уже упаковала все свои вещи! Что это значит?
Анриетта с нарочитым спокойствием села.
— Присядь, Джакомо, и не распаляйся, — сказала она все тем же умиротворяющим тоном, который вместо того, чтобы успокоить, выводил его из себя и рождал подозрения. — Ничего особенного не случилось. Простое совпадение. Пока ты спал, я получила срочное послание по поводу моих дел. Меня предупреждают, что период ожидания, по всей вероятности, подходит к концу. Так или иначе, я должна отсюда уехать, чтобы встретиться с… ну, в общем, с одним другом нашей семьи и…