Единственная любовь Казановы
Шрифт:
— А-а! — Казанова наконец приметил мужчину.
— Ты его не знаешь? — с тревогой спросила она. — Кто он? И что ему может быть нужно?
— Уверен, что не знаю, — небрежно ответил Казанова. — Наверное, побирушка, у которого не хватает смелости просить подаяние. Пошли же…
— Но по тому, как ты говоришь, у меня создается впечатление, что ты его узнал!
— В самом деле? Он мне смутно знаком. Возможно, я видел его во Флоренции.
— Но ты не знаешь, кто он?
— Откуда же, черт побери, я могу это знать? Право, дорогая, нам пора в путь. Почтальон нервничает, а это редко с ними случается — разве что когда они боятся не получить на чай.
Видите, что значит иметь нечистую совесть! В противном случае Казанова мгновенно сказал бы, что знает этого человека, — это домоправитель, или управляющий, доверенный человек донны Джульетты, и Казанова не раз замечал, как этот человек ходил за ним по пятам во Флоренции. Но сейчас, еле войдя в милость к Анриетте, после того как она уличила его в неверности, он не посмел назвать имя донны Джульетты. Это могло повести к расспросам, подозрениям, всякого рода осложнениям — и так уже скверно, что они едут в Венецию, где живет Розаура, и даже сам Казанова едва ли помнил, сколько других, начиная с Марты и Анджелы, которые могут вызвать не меньший разлад, произнеси он всего десяток излишне правдивых слов… Казанове показалось безопаснее сделать вид, будто он не знает этого человека, хотя ему и было не по себе от сознания, что наблюдатель донны Джульетты переместился из Флоренции в Болонью, а потом может продолжить свой надзор и в Венеции.
Казанова и ожидал, и опасался увидеть в Венеции этого весьма неумелого шпиона, но человек этот, если и последовал за ними, оставался невидимым, и Казанова, с радостью и удовольствием занявшийся подысканием казино для Анриетты, знакомя ее с разными увеселениями и красотами своего города, а также встречаясь со старыми друзьями, забыл о нем. Венеция значила для Казановы куда больше, чем он в этом признавался другим или даже себе. Он был, безусловно, космополитом, но Венеция была все-таки самым приятным местом в Европе, не исключая и Парижа…
Когда Казанова вошел без доклада в салон замка Брагадина, ему показалось, что многих месяцев отсутствия словно и не было: присутствующие играли во все тот же «трик-трак», вот только среди них не было Марко. Ну и, конечно, раздались радостные крики по поводу его возвращения, начались объятия, похлопывания по спине, открылись табакерки, чтобы понюшка табаку могла извинить появление носовых платков, зашелестели старческие голоса. Однако в воздухе чувствовалась какая-то напряженность, чего Казанова — несмотря на все удовольствие от встречи со старыми друзьями — не мог не заметить. Что-то они недоговаривали, то и дело смотрели на что-то за его спиной, и Казанова даже почувствовал отсутствие восторга, когда он упомянул, что намерен навсегда поселиться в Венеции. Они были явно смущены, и он отнес все это за счет присутствия в Венеции Анриетты, даже не потрудившись задаться вопросом, откуда они узнали, что Анриетта приехала с ним, когда понятия не имели, что он сам в Венеции. Уязвленный их, казалось, критическим отношением к себе, Казанова решил не упоминать про Анриетту.
— А где Марко? — спросил он.
— Ты рассчитывал найти его здесь, юноша? — вопросом на вопрос ответил старик Брагадин. — Вот чума! Станет он тратить время на таких стариков, как мы. Ты прекрасно знаешь, что он бывал здесь только ради тебя. Мы его уже много недель не видели.
— Он у отца?
— Ах, он тебе нужен для какой-нибудь очередной эскапады? — не без цинизма заметил Барбаро. — Предупреждаю тебя, Джакомо: твоя последняя любовная авантюра еще не забыта и…
— Я сам могу позаботиться о себе, ваше превосходительство, — холодно осадил его Казанова, — и благодарю вас за предупреждение.
— Не относись к этому так легкомысленно, — сказал Брагадин с серьезностью, появлявшейся у него, лишь когда он имел дело с «Ключом Соломона» или другими оккультными предметами. — Послушайся нашего совета: уезжай из Венеции столь же быстро и скрытно, как ты сюда приехал.
— Ах, ну зачем же так меня встречать, — сказал Казанова полушутя, полудосадливо, — даже если вы и не рады снова видеть у себя в доме блудного сына.
— Ты говоришь так, чтобы испытать нас и заставить забыть об осторожности, — сухо заметил Брагадин. — Тебе бы следовало получше нас знать. Ну, садись же и давай зададим несколько вопросов священному «Ключу».
— Не сейчас, синьор, вы уж меня извините, — небрежным тоном заметил Казанова. — У меня много дел, и я пришел к вам первому, чтобы выразить свою любовь и благодарность. Я снова приду завтра, и мы устроим долгий разговор с «Ключом» — будем его спрашивать столько, сколько вы пожелаете.
— Но завтра же Вознесение! — чуть ли не хором воскликнули трое стариков.
В этот день начинался большой праздник Венецианской республики — ежегодное «Обручение с морем», когда дож торжественно бросает кольцо в Адриатическое море, открывая тем самым неделю веселья.
— Я совсем забыл, — беспечно бросил Казанова, а сам тотчас подумал, что этот праздник будет для Анриетты приятным приобщением к Венеции. — Ну, в таком случае я зайду вечером… — А подумав, что вечер, пожалуй, можно провести более приятно, добавил: — Или на следующее утро. А пока — au геvoir [78] . Если увидите Марко, не забудьте сказать ему, что я здесь.
78
До свидания (фр.).
— Всенепременно! — любезно сказал старик Брагадин, пожимая Казанове руку. — Занимайся своими делами, юноша, и будь осторожен. И… еще одно предупреждение: держись подальше от секретов в политике, особенно если речь идет о враждебно настроенных друг к другу странах.
— Секретов в политике? — Казанова громко расхохотался. — Да мне глубоко безразлична политика, будь то национальная или международная! Вы же знаете мои вкусы.
— Но у твоих друзей вкусы могут быть иные…
— Я что же, должен быть в ответе за грехи моих друзей? — спросил Казанова, передернув плечами. — Ну, мне пора. Пока — до свиданья.
И он ушел. Трое стариков переглянулись.
— Он совсем не изменился, — сказал Дзиани.
— Стал старше, — сказал Барбаро.
— Но не умнее, — добавил со вздохом Брагадин. — Однако я уверен, что он безвредный молодой человек. Все равно, хотелось бы мне убедить его держаться подальше от Венеции, пока… Ах, все это в руках людей более могущественных, чем мы!