Единственная моя
Шрифт:
Что он смог сделать из всего того, что от него ждали?
Ничего!!!
На запрос его о родственниках, похороненных по соседству с Сырниковым, ответа еще не было. Кто-то в загсе оказался на больничном, начальница уехала по путевке в Египет. А бестолковая молоденькая девочка, сидевшая в приемной и замещавшая сразу всех, только и могла, что таращить на Бойцова глазенки и трясти головой.
– Не имею доступа, простите! – щебетала она, положив руку на телефон.
– Позвоните тому, кто имеет, милая, – начал он вполне миролюбиво.
– Не могу! – И она снова
– Позвонить не можете?!
– Не могу! Начальница в Египте, ее заместительница на больничном.
– На больничном же, не умерла. Позвоните ей.
– Не могу! – твердила та как заведенная. – Не велено беспокоить. Состояние очень нестабильное.
– Как же при таком ее нестабильном состоянии ваша начальница улетела в Египет, скажите на милость?! – взорвался Бойцов, не поверив в трескотню секретарши, и всерьез заподозрил, что они обе – и начальница, и ее заместительница – сейчас жарятся на солнце. – А если вдруг кому-то срочно понадобится справка о смерти или жениться кому-то приспичит? Что тогда?!
– Тогда я со всем справлюсь, – строгим, казенным голосом ответила девица и легла грудью на телефонный аппарат. – А вот в архив лезть – у меня нет полномочий.
Обозленный Бойцов ушел ни с чем. Но потом, по пути к дому, где был прописан Вова Кисляк, он вдруг вспомнил про свою сестрицу. И про то, что у нее масса подруг и что, возможно – а почему нет, – одна из них работает в собесе. Там ведь архив тоже имелся…
– Видишь как! – тут же не удержалась от упрека Сонька. – Как только заднице твоей жарко, так тебе сразу мои подруги нужны. А как любить и жениться, так…
– Так что, Сонь? – Бойцов свернул с центральной улицы в проулок, занесенный снегом, и начал вглядываться в нумерацию домов.
– А как любить и жениться, так ты среди подозреваемых кандидатку ищешь! – прикрикнула на него Сонька, напомнив ему про его невнятный лепет о Жанне Образцовой.
– Она не подозреваемая, – вяло отмахнулся он и тут же усомнился в собственных словах.
А вдруг?! Вдруг она и правда наняла убийцу для того, чтобы наказать своего гражданского мужа за неверность, обман и двоеженство; потом наняла второго убийцу, который убил ее подругу, раз та обо всем догадалась.
Господи, бред какой!
Не слишком ли много убийц для одной истории?
– Ладно, постараюсь что-нибудь сделать для тебя, – проворчала Сонька, поняв по его рассеянности, что мыслями братец уже далеко от ее ворчания и что-то катает в своей голове и не слышит ее совсем. – Диктуй мне координаты покойников…
Квартира Вовы Кисляка, он же Петров Владимир Николаевич, располагалась на втором этаже старого двухэтажного дома и встретила Бойцова обшарпанной деревянной дверью с одним незамысловатым замком под сломанной дверной ручкой.
– Нет его дома, – высунулась растрепанная старуха из соседней квартиры.
– А когда будет? – Бойцов полез за удостоверением.
– Вечером он будет, – авторитетно заявила старуха, по удостоверению мазнув лишь краем глаза.
– Откуда такая уверенность?
– Он после смены всегда дома. Жрать только купит в магазине по пути – и сразу домой.
– Один живет?
– Один, конечно. Кому он нужен-то с туберкулезом своим?! Хотя по виду ни за что не скажешь, что больной. Оглоблей не перешибешь. Тут болтают, что будто купил болячку он свою. – Старуха брезгливо сплюнула на пол через порог. – С утра заводит болящий этот свою колымагу и на пост.
– А пост у него где? – уточнил на всякий случай Бойцов.
– Возле кладбища, где же еще. Говорит, привыкать пора, вот там и обосновался. Так вот с утра заводит свою рвань, дыма полный подъезд от нее. Потом уезжает на весь день. Вечером с полными сумками жратвы возвращается. Спрашиваю: Вовка, неужели все пожираешь за вечер? Такой болезный, а аппетит, как у борова!
– И что говорит?
– Что говорит? – Старуха негодующе повела худощавыми плечами под серой пуховой кофтой. – Что может тварь такая сказать? Посылает меня на три буквы, и все.
– Понятно… А когда обычно вечером он возвращается?
– Да около восьми, иногда чуть позже. Но к девяти всегда он дома.
Свидания с руководством могло и не состояться, раз Вова Кисляк таксует такое продолжительное время.
– Ничего, мы терпеливые, мы подождем! – прорычал полковник на ухо Бойцову, когда тот позвонил ему, чтобы доложить обстановку. И тут же поспешил предупредить: – И не вздумай мне перечить, иначе заставлю возле кладбища дежурить…
Не успел!
Бойцов с сожалением посмотрел на потухший телефон в руке. Не успел доложить начальнику о главном происшествии, которое случилось сегодня. Может, оно и к лучшему. Станет снова рвать и метать и грозить ему медвытрезвителем. А когда он так вот орал, у Бойцова просто руки опускались и сами собой тянулись к письменным принадлежностям, чтобы рапорт на увольнение написать.
А хотите честно? И написал бы, если бы не Образцова. Зацепила его эта немногословная темноглазая девица с потрясающими ногами и точеной фигуркой. Не дурак был Сырников, далеко не дурак, раз выбрал себе такую красотку для внебрачных утех.
О чем же она недоговаривает, а? Что кроется в ее вечерней прогулке, во время которой она вдруг оказалась недосягаемой для телефонных звонков ее подруги?
Может, стоило поговорить с ее соседями? Дом старый, давно обжитой. Там сейчас либо старики свой век доживали, либо те, кто недавно купил в этом доме квартиры.
К последним даже соваться не стоило. Современный негласный закон общественного проживания трактует полное невмешательство в дела соседей. Порой имен соседей по площадке не знают. А вот к старожилам стоило бы нагрянуть с вопросами.
Почему этого не сделал до сих пор? Приблизительно так спросил бы его начальник, сфокусировав на нем презрительный взгляд.
Почему, почему? Да потому, что не считал ее виновной, не считал ее подозреваемой, не хотел, чтобы подруги ее умершей тетки косились на нее потом и думали что-нибудь нехорошее.