Единственная моя
Шрифт:
– Ну чего ты, а?! – обиженно засопел Кисляк, возвращаясь на диван и начиная раскачиваться вперед-назад, зажав ладони меж коленок. – Чего сразу наряд-то?! Говорить хотел – говори, чего сразу наряд-то?!
– А то! – заорал на него Дима. – Будешь херню мне тут нести, закрою на трое суток! А пока сидеть будешь, я тебе медицинское обследование устрою по полной программе! И посмотрим, какой ты больной! Условно-досрочно освобожденный, мать твою!
– Ладно, ладно, ладно, не кипятись, начальник. Я скажу. – Он молитвенно сложил руки на груди. – Был один,
– Кто?
– Валет… Валетников Колька. Ему Сырник тоже принимался помогать, только без толку. Все возвращал.
– А семья что же? Семья Валетникова?
– А не было у него семьи, – опечалился фальшиво Кисляк, которому, конечно же, никого не было жаль. Так, играл по случаю на публику не совсем умело. – Один он остался, Валет-то. И остался один из-за Сырника. Потому и простить не мог. И поклялся, и на волю велел передать, что завалит того при любом раскладе, как выйдет.
– А чего же Сырник ему в зоне несчастный случай не устроил? – недоверчиво прищурился Бойцов.
– Так в авторитете Валет-то. Да и за дело Сырника обещал завалить. Тот от дел давно отошел, в кресло сел, если бы не его помощь братве, то сукой бы его сочли. А так вроде и не сука, но и не авторитет. А Валет – авторитет стопудово.
– Так за какое дело он обещал убить Сырникова, Валет твой?
– Колян пацана только начал приобщать к делу, когда нас взяли. Приблудный пацан у него жил, подобрал Колян его где-то на вокзале, с десяти лет воспитывал. Начал в дело его посвящать, а тут нас всех и повязали. Сырник ушел. Так и было договорено. Все на себя братва взяла.
– Ты себя главарем объявил, – кивнул Бойцов. – За то и группу тебе Сырников купил?
Вова промолчал, низко опустив голову.
– Ладно, дальше что?
– Ну… Все как по маслу кололись, один пацан Валетов начал пургу нести. Всех подряд сливал, включая Сырника.
– И утром его нашли в камере повешенным, – закончил за него Бойцов.
– Ну… Удавился пацан, не выдержал. – Вова так головы и не поднял, продолжая бубнить. – Валет потом бесновался, почти всех достал, кто с пацаном в камере сидел той ночью. Мало кто выжил к этому дню. И все, кто помирал, все на Сырника перед смертью указали. Его, мол, приказ с воли был пацана убрать. Вот Валет и поклялся его завалить. И это… Сырник боялся его! Сильно боялся, это точно!
– Это его ты с кладбища вез после похорон Сырникова?
– Кого его?! – удивился Вова Кисляк совсем неподдельно. – На Валета намекаешь?!
– Ну!
– Не-е-ет, Валету еще с полгода сидеть. Это точно. – Вова щелкнул себя ребром ладони по кадыку. – Вез барыгу какого-то заросшего. Одет – обосраться можно, а за такси баксами заплатил. Чудно!
– Всякое бывает. Высадил его где?
– Высадил?
Вова метнул на Бойцова укоряющий взгляд, мол, отстал бы, начальник. Но тот лишь подбородок в его сторону нацелил: говори, говори.
– Высадил его на Центральном рынке. Он быстро пошел, не оглядываясь.
– А стоило?
– Так это… – Вова захныкал опять, что и так много выболтал, что пора и честь знать, но потом сдался: – Так парень какой-то за нами всю дорогу ехал.
– Номер? Номер машины быстро! Не поверю, что не срисовал.
Вова протяжно с присвистом вздохнул и полез куда-то под простыню. Достал кромку газетного листка с нацарапанными кое-как цифрами и буквами, протянул Бойцову.
– Сукой меня делаешь, начальник! – произнес плаксиво и кивнул куда-то на окно. – Ты вот уйдешь, а мне тут еще переночевать нужно будет. И до утра дожить.
– А чего тебе бояться, Вова? – изумился Бойцов и встал с места. – Барыгу, что ли, того? Или парня, что за ним ехал? Так он за ним ехал, не за тобой.
– Барыга тот… – промямлил Вова, трусцой следуя за Бойцовым в чистенький коридорчик. – Нехороший глаз у барыги того, начальник. Мне в их разборки лезть не резон… Но нехороший глаз у него был, поверь. Аж внутри все зашлось, как глянул на меня, когда расплачивался.
Бойцов взялся за дверную ручку, с этой стороны двери она была аккуратно прикручена и выкрашена краской.
– А что такого в его взгляде было?
– Нехороший глаз, говорю, – повторил Вова и вдруг подался к Бойцову, припал к его уху, начав шептать горячо и сдавленно. Потом отпрянул, отдышался. – Во-от, а ты говоришь, что такого?..
Глава 14
Жанна смотрела в хмурое небо через окно и старалась забыть все как страшный сон. И гибель Саши, оказавшегося и не Сашей вовсе, а чужим человеком, имеющим семью. И гибель Катьки, подставившей ей свое надежное плечо в горе, но не сумевшей сберечь саму себя. И то, как вчера ее погнали со скандалом из Катькиного дома.
Скандал разразился через два дня после приезда матери Игоря, Катькиной свекрови. Сначала она ходила обезумевшей от потрясения тенью по квартире. Трогала вещи, принадлежащие погибшей снохе, прижимала их к лицу и плакала беззвучно. И все слушала и слушала, что ей рассказывали по очереди Игорь и Жанна. Заставляла повторять без конца, звонила все куда-то, добивалась от следователей разрешения на выдачу тела. Те медлили. Женщина хмурилась и отступалась на время. Потом снова звонила. А вчера вечером, когда детей удалось отвезти к двоюродной сестре Игоря в соседний районный центр, она вдруг посмотрела на Жанну и сказала:
– А ведь это ты во всем виновата, Жанна.
– Я? – Та сразу не поняла, она в это время гладила выстиранные пижамки детей. – Что, простите?
– Ты, ты во всем виновата, гадина! Если бы не ты, она бы не погибла!
– Что вы такое говорите?
Жанна нервно дернула губами, улыбки не вышло, гримаса одна. Она беспомощно оглянулась на Игоря, ища у него поддержки. Но тот сидел, потупив взгляд, и молчал. Либо не слышал их, либо полностью был на стороне своей матери.
– В чем моя вина? – Жанна осторожно пристроила утюг на гладильной доске, выключила его из розетки.