Единственная
Шрифт:
— Угу.
Я получила ответ на вопрос, который страшилась задать. Никто больше не знал, что папа был повстанцем.
— Значит… ты и Аспен?
— Наши отношения уже в прошлом, честное слово.
— Я тебе верю. Я же вижу по телевизору, какими глазами ты смотришь на Максона. Даже та девушка… Селеста? — Она закатила глаза, и я невольно улыбнулась. — Она пытается делать вид, будто по уши влюблена в него, но сразу видно, что это все неискренне. Ну или не настолько искренне, как ей бы того хотелось.
— Ты даже не представляешь,
— Интересно, и когда это началось? У вас с Аспеном, я имею в виду.
— Два года назад. После того, как ты вышла замуж, а Кота переехал в свою квартиру. Мы встречались в нашем домике на дереве примерно раз в неделю. И копили деньги на свадьбу.
— Значит, ты была в него влюблена?
Разве я не должна была ответить на ее вопрос без заминки? Разве не должна была сказать, что была совершенно уверена в своей любви к Аспену? Но теперь мне почему-то так не казалось. Может, когда-то так и было, но время и расстояние заставили меня взглянуть на все по-другому.
— Наверное. Но не так, как…
— Не так, как с Максоном? — предположила она.
Я покачала головой:
— Просто теперь кажется, что это было не со мной. Я даже не представляла, что могу быть с кем-то еще, кроме Аспена. Даже Шестеркой была готова стать, лишь бы быть с ним. А теперь?
— А теперь ты без пяти минут принцесса. — Она произнесла это таким невозмутимым тоном, что мне стало смешно, и мы вместе посмеялись над столь крутой переменой в моей жизни.
— Спасибо тебе.
— Для того и нужны сестры.
Я посмотрела ей в глаза и почувствовала, что в глубине души она задета.
— Прости, что не сказала тебе раньше.
— Но сказала же.
— И не потому, что я тебе не доверяю. Думаю, это придавало моим чувствам остроты. То, что приходилось хранить наши отношения в тайне.
Произнеся эти слова вслух, я поняла, что так оно и есть. Да, я испытывала к нему определенные чувства, но были и другие вещи, которые делали обладание Аспеном намного слаще: эффект запретного плода, наши торопливые объятия, мысль о том, что у тебя в жизни есть что-то, к чему можно стремиться.
— Я все понимаю, Америка, честное слово. Надеюсь только, ты никогда не считала, что у тебя нет другого выхода, кроме как хранить все в тайне. Потому что я всегда готова тебя выслушать.
Я выдохнула, разом избавившись от множества тревог, тяжким грузом лежавших на сердце. По крайней мере, на мгновение. Я положила голову Кенне на плечо.
— Значит, между вами с Аспеном все кончено? А какие чувства он испытывает к тебе?
Я со вздохом распрямилась:
— Он все время твердит мне о том, что всегда любил меня. И я понимаю, что должна сказать ему, что это не имеет никакого значения и что я люблю Максона, но…
— Но?
— Вдруг Максон выберет кого-нибудь другого? Не могу же я остаться у разбитого корыта? Во всяком случае, если Аспен все еще думает, что у нас есть шанс, может, у нас получится начать все заново, когда все закончится.
Она взглянула на меня в упор:
— Ты используешь Аспена как запасной вариант?
Я закрыла лицо руками:
— Знаю, знаю. Это ужасно, да?
— Америка, ты не должна до такого опускаться. И если ты когда-нибудь испытывала к нему хоть какие-то чувства, то должна сказать ему правду. И Максону тоже.
В дверь снова постучали.
— Войдите!
На пороге появился Аспен. За спиной у него маячила поникшая Люси. Я покраснела.
— Тебе нужно одеться и собрать вещи, — сказал он.
— Что-то случилось? — внезапно разволновалась я.
— Мне известно лишь, что Максон хочет, чтобы ты немедленно вернулась во дворец.
Я вздохнула, озадаченная. У меня же был в запасе еще один день. Кенна снова обняла меня и украдкой сжала мою руку, прежде чем вернуться в гостиную. Аспен вышел, а Люси молча взяла свою униформу и отправилась переодеваться в ванную, закрыв за собой дверь.
Вновь оставшись в одиночестве, я задумалась. Кенна была права. Я отдавала себе отчет в том, какие чувства испытываю к Максону. Пора сделать то, что советовал папа, то, что нужно было делать с самого начала. Бороться.
А поскольку задача казалась слишком трудной, сначала нужно поговорить с Максоном. Когда я разберусь с ним, каков бы ни был исход, тогда я придумаю, что сказать Аспену.
Все происходило так медленно и постепенно, что я не сразу осознала, как сильно мы изменились. Но в глубине души я уже много недель это знала и по-прежнему молчала о своих чувствах. Поступала несправедливо по отношению к Аспену. Я должна сказать ему. Я должна отпустить его.
Открыв крышку чемодана, я принялась рыться в поисках свертка. Нащупав, я развернула его и вытащила оттуда склянку. Теперь, когда там лежал браслет, медяк не выглядел так одиноко, но это уже было неважно.
Я взяла склянку и поставила ее на подоконник, оставив ее там, где она должна была находиться уже давным-давно.
Большую часть полета я проговаривала про себя то, что собиралась сказать Максону. Предстоящий разговор страшил меня, но мы не сможем двигаться вперед, пока он не узнает правду.
Я подняла голову. Аспен с Люси, поглощенные разговором, сидели впереди по другую сторону прохода. Вид у Люси был по-прежнему расстроенный. Судя по всему, она давала Аспену какие-то указания. Он молча слушал и кивал. Потом она вернулась на свое место, и Аспен поднялся. Я поспешно втянула голову в плечи, надеясь, что он не заметил, как я подглядывала за ними.
Я сделала вид, будто увлеченно читаю книгу, и подняла на него глаза, лишь когда он приблизился.
— Пилот говорит, до Анджелеса еще примерно полчаса лету, — сообщил он.