Единственная

Касс Кира

Я затащила ее за угол и втолкнула в дамскую уборную, предварительно удостоверившись, что мы одни и никто нас не услышит.

— Ты из повстанцев! — набросилась я на нее.

— Что-о-о?! — чуточку слишком театрально возмутилась она. — Да ты спятила!

Однако же она непроизвольно потянулась к цепочке и тем самым себя выдала.

— Мне известно, что означает эта звезда, Крисс, так что не пытайся меня обмануть, — спокойно произнесла я.

Выдержав паузу, она вздохнула:

— Ничего противозаконного я не сделала. Я не организую нигде никаких протестов, я просто сочувствующая.

— Прекрасно, — бросила я. — Но чем ты докажешь, что ты здесь, потому что

тебе нужен Максон, а не потому, что тем, кого ты поддерживаешь, нужен свой человек во дворце?

Она немного помолчала, подыскивая слова. Потом, сжав челюсти, подошла к двери и заперла ее:

— Если тебе непременно хочется это знать, да. Меня… предложили королю в качестве возможного варианта. Я уверена, ты уже догадалась, что лотерея на самом деле была одной видимостью. — (Я кивнула.) — Король был — и до сих пор остается — не в курсе, сколько северянок было выдвинуто. Мне единственной из всех выпала возможность попасть во дворец, и поначалу я оставалась здесь исключительно из преданности делу. Я не понимала Максона и, казалось, была совершенно ему безразлична. Но когда я лучше узнала его, мне стало очень грустно, что я не интересую его. После того как Марли выбыла, а ты впала в немилость, я увидела его совершенно в ином свете. Ты, наверное, считаешь, что я приехала сюда из неверных побуждений, и, возможно, права. Но сейчас я здесь нахожусь в силу совершенно иных причин. Я люблю Максона и по-прежнему готова за него бороться. Вместе мы способны совершить очень многое. Так что если ты думаешь, что можешь шантажом заставить меня уехать, то лучше даже и не пытайся. Я не уступлю. Ты поняла меня?

Никогда еще Крисс не вела себя так пылко. Я не могла понять, причиной тому ее уверенность в своей правоте или выпитое шампанское. Вид у нее был такой воинственный, что я не знала, что и сказать.

Мне очень хотелось сообщить ей, что мы с Максоном тоже способны вдвоем очень много сделать и, возможно, уже успели совершить такое, о чем она не может и мечтать. Но момент для хвастовства был далеко не самый подходящий. И потом, у нас с ней было много общего. Я приехала сюда ради своей семьи, и она тоже ради своей семьи, если это можно так назвать. И мы обе уже успели занять каждая свое место в сердце Максона. Что толку теперь грызться!

Крисс приняла мое молчание за согласие вести себя мирно и слегка расслабилась:

— Вот и хорошо. А теперь, с твоего позволения, я возвращаюсь обратно на вечеринку.

Одарив меня ледяным взглядом, она удалилась, а я осталась разрываться на части. Что делать? Молчать? Или сообщить кому-нибудь? И вообще, плохо это или хорошо?

Я вздохнула и вышла из уборной. Веселиться расхотелось, и я направилась прямиком к себе.

Несмотря на то что я успела соскучиться по Энн с Мэри, не застав никого в комнате, я обрадовалась. Я бросилась на постель и попыталась размышлять логически. Значит, Крисс — северянка. Ничего опасного, если верить ее словам, но я все равно не понимала, что именно это значит. Наверное, ее имели в виду Август с Джорджией. И с чего я взяла, что они говорили об Элизе?

Выходит, это Крисс помогла им проникнуть во дворец? И указала, где искать то, что их интересовало? У меня были во дворце свои тайны, но я никогда не задумывалась, что могут скрывать другие девушки. И зря.

А теперь что я могла сказать? Если между Максоном и Крисс что-то есть, любая попытка разоблачить ее будет выглядеть так, будто я пытаюсь очернить соперницу. И даже если это сработает, не таким способом я хотела получить Максона.

Я хотела, чтобы он знал, что я люблю его.

В дверь постучали. Меня очень подмывало не

открывать. Если Крисс пришла что-то объяснить или кто-то из девушек решил вернуть меня на праздник, мне сейчас совершенно не хотелось с ними общаться. В конце концов я все-таки заставила себя подняться с постели и подойти к двери.

На пороге стоял Максон с пухлым конвертом и маленькой коробочкой, упакованной в оберточную бумагу.

Едва я поняла, что мы с ним снова оказались один на один, как атмосфера внезапно наэлектризовалась, пронизанная какой-то магической энергией, и я вдруг почувствовала, как сильно по нему соскучилась.

— Привет. — Он держался как-то скованно, как будто не знал, что еще сказать.

— Привет.

Мы стояли столбом, молча глядя друг на друга.

— Не хочешь войти? — предложила я.

— Э-э… Ну да, хочу.

Что-то внутри Максона щелкнуло, и его поза и выражение лица изменились. Наверное, он нервничал.

Я посторонилась, давая ему пройти. Он огляделся по сторонам, словно моя комната успела преобразиться с тех пор, как он был здесь в последний раз.

Потом Максон посмотрел на меня:

— Как ты?

Похоже, он имел в виду смерть моего отца. Я напомнила себе, что окончание Отбора не единственная большая перемена в моей жизни.

— Ничего. Мне до сих пор не верится, что его больше нет, особенно теперь, когда я здесь. Кажется, что я могу написать ему письмо и он его получит.

Максон сочувственно улыбнулся:

— Как твои родные?

— Мама держится, — вздохнула я. — Кенна — кремень. Больше всего меня беспокоят Мэй с Джерадом. Кота все это время вел себя по-свински. Такое впечатление, будто он вообще не любил папу. Я не понимаю брата, — призналась я. — Ты же был с папой знаком. Он был чудесным человеком.

— Это правда, — согласился Максон. — Рад, что успел с ним познакомиться. Знаешь, я вижу в тебе его черты.

— Правда?

— Правдивей не бывает. — Максон взял конверт и коробочку в одну руку, а второй обнял меня и, подведя к постели, присел рядом. — Твое чувство юмора, например. И твое упорство. Когда мы с ним беседовали в его приезд, он устроил мне настоящий допрос с пристрастием. Это было даже забавно, хотя местами и выводило из себя. И ты тоже постоянно держишь меня в тонусе. К тому же у тебя его глаза и, пожалуй, его нос. И его оптимизм. Мне показалось, в нем это есть.

Я жадно впитывала слова Максона, радуясь каждой черте, которую, по мнению Максона, я унаследовала от отца. А я-то считала, что Максон его совсем не знал.

— Я хочу сказать, твоя печаль совершенно понятна, но ты можешь быть уверена, что все его лучшие черты остались жить в тебе, — заключил он.

Я обвила его шею руками, и он обнял меня свободной рукой.

— Спасибо тебе.

— Я говорил это совершенно серьезно.

— Знаю. Спасибо. — Я снова уселась рядом с ним и решила сменить тему, пока слишком не растрогалась. — Что это у тебя тут такое? — спросила я, кивнув на конверт с коробочкой, которые он по-прежнему сжимал в руке.

— А, это. — Максон на миг о чем-то задумался. — Это тебе. Запоздалый подарок на Рождество. — Он взмахнул пухлым конвертом. — Мне самому не верится, что я дарю это тебе. Пожалуйста, не открывай конверт, пока я не уйду… Но это твое.

— Ладно, — неуверенным тоном произнесла я, и он положил его на мой прикроватный столик.

— Так, с самой трудной частью покончено, — добавил он шутливо, протягивая мне коробочку. — Прости, упаковщик из меня никудышный.

— Все просто замечательно, — заверила его я, стараясь не смеяться при виде кривых сгибов, и надорвала обертку с обратной стороны.