Единственная
Шрифт:
Внутри оказалась вставленная в рамку фотография дома. И не простого, а очень красивого. Теплого желтого цвета, он стоял посреди роскошной лужайки, по которой так и хотелось пробежаться босиком. Окна на обоих этажах были высокие и широкие, а вокруг зеленели раскидистые деревья, дающие блаженную тень. С ветки одного из них даже свисали качели.
Я пыталась смотреть не на сам дом, а на весь снимок в целом. Это произведение искусства наверняка было делом рук Максона. И когда только он успел выбраться за пределы дворца, чтобы отыскать этот объект для съемки?
— Очень красиво, — призналась я. — Ты сам фотографировал?
— Ох, нет, — засмеялся он, качая головой. — Подарок не фотография, а дом.
До меня не сразу дошел смысл его слов.
— Что?
— Я подумал, ты захочешь, чтобы твои родные жили неподалеку от тебя. До него совсем недолго ехать, и места там масса. Думаю, твоей сестре с ее маленьким семейством будет в нем даже очень удобно.
— Что… я… — Я во все глаза смотрела на Максона, ожидая объяснений.
Максон терпеливо пояснил мне то, что, по его мнению, я уже должна была понять.
— Ты же сказала, чтобы я отправил всех по домам. Я и отправил. Мне пришлось оставить еще одну девушку — таковы правила, — но… ты сказала, что если я докажу, что люблю тебя…
— …Это… я?
— Ну конечно ты.
Я утратила дар речи. Потом засмеялась, потрясенная, и принялась целовать его, хихикая в промежутках между поцелуями. Максон, обрадованный таким пылким проявлением чувств с моей стороны, смеялся вместе со мной.
— Мы женимся?! — завизжала я и снова набросилась на него с поцелуями.
— Да, мы женимся.
Он захохотал, не пресекая моего буйного приступа радости. Я вдруг обнаружила, что сижу у него на коленях. Не помню, как я там оказалась.
Я целовала и целовала его… и сама не заметила, как наш смех умолк. А следом погасли и улыбки. Поцелуи из игривых стали жадными. Когда я отстранилась и заглянула в его глаза, они, казалось, прожгли меня насквозь.
Максон прижал меня к себе, и я почувствовала, как колотится у него сердце. Охваченная каким-то неутолимым голодом, я принялась стягивать с него пиджак. Он помогал мне, но при этом не выпускал из объятий. Мои туфельки полетели на пол и остались на ковре. Максон пошевелил ногами, сбрасывая свою обувь.
Не отрываясь от моих губ, он со мной на руках перебрался подальше от края кровати и уложил на постель. Его губы скользнули по моей шее вниз, мешая мне сосредоточиться на развязывании его галстука. Наконец я справилась с узлом и зашвырнула его к нашим туфлям.
— Вы нарушаете правила, мисс Сингер.
— Вы же принц. Вы можете просто меня помиловать.
Он фыркнул, его губы переместились к моему уху, скользнули по щеке. Я принялась расстегивать на нем рубашку, досадуя на неподатливые пуговицы. Несколько последних Максон расстегнул сам, затем сел, высвободился из рукавов и швырнул смятый ком в сторону. Когда я в прошлый раз видела Максона без рубашки, обстоятельства помешали мне насладиться этим зрелищем в полной мере. Но теперь…
Я провела кончиками пальцев по его животу, восхищаясь железным прессом. Добравшись до пряжки ремня, я взялась за нее и толкнула Максона на постель. Он и не думал сопротивляться. Его рука проникла под мои пышные юбки и по-хозяйски расположилась на бедре.
Почти теряя рассудок, я хотела большего, еще большего и боялась, что он не позволит мне продолжать. Не отдавая себе в том отчета, я обхватила его руками и впилась пальцами ему в спину.
Он мгновенно перестал целовать меня и, отстранившись, заглянул мне в глаза.
— Что? — прошептала я, леденея от страха, что ничего больше не повторится.
— Тебе… тебе неприятно? — спросил он с тревогой.
— Что неприятно?
— Касаться моей спины?
Я провела ладонью по его щеке и в упор посмотрела ему в глаза, чтобы у него не могло остаться никаких сомнений в том, что я чувствую.
— Максон, часть рубцов на твоей спине из-за того, что ты не хотел, чтобы они появились на моей. И я люблю тебя за это.
Он замер:
— Что ты сказала?
Я улыбнулась:
— Я люблю тебя.
— Еще раз, пожалуйста. Я не…
Я обхватила его лицо ладонями:
— Максон, я люблю тебя. Я люблю тебя.
— И я тоже люблю тебя, Америка. Я люблю тебя всем своим существом.
Он снова нашел мои губы, и мои руки пустились путешествовать по его спине, но на этот раз он не остановился. Обхватив меня, он принялся теребить застежку моего платья.
— Господи, да сколько же здесь этих дурацких пуговиц?! — пожаловался он.
— Знаю! Это…
Максон уселся и, взявшись обеими руками за вырез платья, одним рывком разорвал его на груди, которую теперь прикрывала лишь тончайшая шелковая сорочка.
Повисла напряженная тишина. Максон пристально посмотрел мне в глаза. Не отводя взгляда, я уселась и спустила с плеч рукава платья. Избавиться от них оказалось не так-то просто. Под конец мы с Максоном очутились в постели на коленях, по-прежнему продолжая целоваться. Моя едва прикрытая невесомым шелком грудь касалась его груди.
Мне хотелось провести всю эту ночь рядом с ним, без сна, исследуя новую вселенную, которая нам открылась. Все остальное словно перестало существовать… И тут из коридора донесся грохот. Максон повернулся к двери. Казалось, он ожидал, что она в любой миг распахнется. Никогда еще я не видела его таким напряженным, таким напуганным.
— Это не он, — прошептала я. — Кто-то из девушек запнулся на пороге своей комнаты или служанка уронила что-то. Все в порядке.
Максон наконец перевел дыхание, которое, оказывается, сдерживал все это время, и, навзничь рухнув на постель, прикрыл глаза ладонью, то ли раздосадованный, то ли обессиленный, то ли и то и другое сразу.
— Я не могу, Америка. Не в таких условиях.
— Все в порядке, Максон. Нам ничего не грозит. — Я улеглась рядом с ним, уткнувшись носом в его свободное плечо.