Единственный, кто знает
Шрифт:
— Да при чем здесь работа?
Марион взглянула на подруг — обе хихикали.
— А… что тогда?
— Только не говори, что он ничуть не кажется тебе симпатичным.
— Что?.. Да я даже не обратила особого внимания на внешность…
— А… понятно, — невозмутимым тоном произнесла Иза, нарочито пристально разглядывая собственные ногти. — Ты, должно быть, получила черепно-мозговую травму, из-за которой лишилась зрения. Какая жалость. Наверно, это создает определенные неудобства при твоей работе.
Веро фыркнула:
— Все медсестры по нему с ума сходят.
— Я смотрю, вы хорошо осведомлены, — сказала Марион, слегка поморщившись.
— О, я думаю, мы и половины всего не знаем…
— Тебе стоит попытаться его соблазнить.
— Что?!
— Это благотворно скажется на твоей карьере.
— Да вы с ума сошли обе!
Веро подняла указательный палец:
— Мы просто реалистки. Женщина руководствуется принципом необходимости, мужчина — принципом удовольствия. Поэтому женщина выходит замуж за мужчину, который ей полезен. А мужчина спит с женщиной, которая ему нравится.
— С чего ты это взяла?
— Уж поверь моему богатому опыту, — ответила Веро и, округлив губы, выпустила колечко дыма.
— А если он тебя не захочет, — добавила Иза, — то скажи, что есть еще мы!
Марион, пораженная, переводила взгляд с одной подруги на другую.
— Да вы, оказывается, настоящие нимфоманки! Я не собираюсь спать со своим шефом. И прежде всего — я романтик. Я хочу, чтобы мужчина заботился обо мне, интересовался, как я себя чувствую, что мне нравится… ну, я не знаю… дарил бы мне подсолнухи, потому что я их люблю. А этот тип — настоящий хам. Он только и умеет, что распекать.
— Если он с тобой плохо обращается, это как раз и может означать, что он к тебе неравнодушен, — заметила Иза. — Мужчины все такие.
— Но признай хотя бы, что он красавчик, — сказала Веро, — похож на Джонни Деппа.
Марион пожала плечами:
— С той только разницей, что считает себя богом.
— Может, он и не ошибается.
— Признайся, ты на него поглядываешь, когда он снимает халат, выйдя из операционной?
— Да нет же!
— Врет и не краснеет.
— Ну, хорошо. Немножко.
— И как тебе?
Марион вздохнула:
— Хорош как бог. И ягодицы, как у Джонни Деппа.
Все трое расхохотались.
— Ну что, отправляемся на галеры?
Марион сказала подругам, чтобы шли вперед, не дожидаясь ее: она решила покрепче зашнуровать кеды. С тех пор как стала работать в больнице, она носила «конверсы», чтобы во время непрестанной беготни по коридорам не так сильно уставали ноги. К тому же она боялась случайно подвернуть ногу, поэтому несколько раз в день заново перевязывала шнурки, чтобы они стягивали щиколотку плотнее: чужие переломы и вывихи, с которыми постоянно приходилось иметь дело, довели ее опасения едва ли не до паранойи.
Когда она опустилась на одно колено, ее взгляд случайно упал на стоявшую неподалеку скамейку. На ней, наполовину скрытый ветками рождественских елок, сидел человек в обычной одежде, он читал учебник анатомии. В следующий миг человек поднял голову, словно почувствовал взгляд Марион.
— Доктор Чесс?..
Он взглянул
— Ба! Мадемуазель Марш.
— Э-э… а давно вы здесь?
— Да нет, не очень.
— Значит, вы нас не слышали?..
Он разглядывал ее своими ярко-зелеными глазами. Вид у него был отсутствующий.
— Нет, — ответил он, показывая ей небольшой плоский плеер. — Я слушал музыку. Это новая модель, сюда помещается много записей. Скоро, помяните мое слово, сотни и тысячи альбомов будут помещаться на каком-нибудь носителе размером с зажигалку… А что, вы мне что-то говорили?
— Нет-нет.
Сама не зная почему, Марион почувствовала легкое разочарование. Поистине, этот человек как будто живет в другом измерении. Так обычно вежливо говорят о тех, кого в глубине души считают чокнутыми.
— А скажите, Марион…
— Да?
— Разве вы не должны были навестить послеоперационных пациентов во второй половине дня?
— Да, конечно.
— Тогда почему вы здесь прохлаждаетесь?
Марион почувствовала, что краснеет. Она что-то пробормотала, повернулась и почти бегом направилась к больнице.
Вторая часть рабочего дня была такой же, как всегда — изматывающей как морально, так и физически. Пострадавших доставляли в приемный покой непрерывно, и Марион не представилось ни минуты, чтобы передохнуть. У нее сложилось такое ощущение, что это место концентрирует в себе всю мировую скорбь, и в каком-то смысле это было правдой. Ближе к вечеру она почувствовала недомогание — от усталости и постоянного недосыпания. Зайдя в туалет, померила себе давление: 90/50. Она разжевала кусочек сахара и запила глотком воды, чтобы давление хоть немного повысилось, но о своем состоянии решила никому не говорить. Вернувшись в приемный покой, она встала на весы. Сорок восемь килограммов. За две недели она потеряла два килограмма.
Медсестра спросила, все ли с ней в порядке. Марион кивнула и вернулась к работе.
Вот уже несколько дней у нее дрожали руки. Она стала замечать за собой, что может легко расплакаться при просмотре какого-нибудь дурацкого мелодраматичного сериала. Также она стала более обидчивой. Но она скорее умерла бы, чем призналась в этом.
Ее отец на нее рассчитывал. Он пожертвовал всем, лишь бы она добилась успеха.
Она должна выдержать.
В восемь вечера Марион походкой зомби вошла в раздевалку, Там орудовала шваброй уборщица, иммигрантка с Антильских островов. Она что-то резко произнесла, знаками указывая Марион, чтобы та не наступала на вымытый пол.
Марион уже не имела сил на ответ.
Чувствуя себя выжатой как лимон, она открыла свой шкафчик, положила на среднюю полку стетоскоп и молоточек для проверки рефлексов, повесила халат. Она уже собиралась закрыть дверцу, как вдруг какой-то посторонний предмет на верхней полке привлек ее внимание.
Марион смотрела на него, не веря своим глазам.
Это был цветок подсолнуха.
Глава 9
Сейчас
Марион стояла у окна, когда вошла Кора.