Единственный выход
Шрифт:
Воцарилась мертвая тишина. Потом Михаэль прошептал:
— Нет!.. — И пронзительно крикнул: — Нет! Нет!
— Михаэль Витте, вы арестованы, — спокойно объявил Линдберг. — Вы подозреваетесь в убийстве Анны Ковальской.
— Не хотел я ее убивать, — шепнул Михаэль Витте. — Я этого не хотел. — И, показывая на отца, добавил: — Это он меня заставил!
Комиссар повернулся к Вильгельму Витте.
— Вас я тоже арестую, как подозреваемого в соучастии в убийстве. — И дал знак сотрудникам, которые вошли в усадьбу со стороны улицы. — Отведите арестованных
Вебер огляделся. С окружавших лип сразу спали маски. Без грима, без заученных светских мин и манер они казались удивительно пустыми и бесцветными.
— И кто бы мог подумать! — шепнула какая-то женщина рядом с ним. — Я всегда говорила, что никому нельзя доверять.
— Этот парвеню! Он всегда был только заурядным выскочкой! — прошипела размалеванная дама лет под пятьдесят.
Другая дама, возбужденно размахивая норковым манто, в истерике воскликнула:
— И с такими нам приходится водиться!
Крик этот послужил сигналом, и гости кинулись к столам, наспех хватая свои сумочки, шали и прочие предметы туалета. Гул толпы вдруг перекрыл голос комиссара:
— Стоять!
Когда воцарилось спокойствие, он добавил:
— Никто не имеет права покидать усадьбу!
Один из наиболее солидных господ подошел к Линдбергу. Он успел уже взять себя в руки, и лицо снова обрело прежнее выражение — смесь самоуверенности и апломба. Достаточно вежливо, но подчеркивая дистанцию между собой и комиссаром, он заявил:
— Вы не можете нас тут задерживать, комиссар. Лицо Линдберга даже не дрогнуло.
— Могу, поскольку мне нужны ваши свидетельские показания. — И холодно добавил: — Показания по уголовному делу.
Кашелен с Магдаленой все еще стояли неподвижно, держа в руках бокалы. Казалось, они не понимают, что, собственно, происходит. Штайнерт с сыном подошли к ним.
— Ну совершенно ничего не понимаю, как и вы, — заявил Штайнерт-старший. Голос его звучал настолько потрясенно, что Вебер растрогался едва не до слез. — Предлагаю пока отправиться к нам. Как только полиция нас отпустит, вам следует покинуть этот дом, мсье Кашелен.
И хотя слова эти были адресованы банкиру, Штайнерт-младший в упор уставился на Магдалену.
В это время на террасе появился ассистент Шнабель.
— Нигде не можем найти девушку, — доложил он. — Наверное, ее тут нет.
Линдберг кивнул и двинулся к двери. Но прежде чем войти в дом, еще раз повернулся к Веберу, который хотел войти следом за ним, и бросил:
— Вон отсюда! И так натворили тут дел…
Вебер отвернулся и направился к бару. Сквозь толпу пробиться было нелегко. Буфет осаждали солидные господа, пытаясь прогнать страх напитками покрепче. В конце концов Вебер заполучил полбутылки виски и два бокала, кивнул Виктории и отыскал место у свободного столика на краю террасы.
— Надеюсь, вы не сердитесь, что я вызвала Линдберга? Я просто боялась за вас, — созналась Виктория.
Вебер не ответил, лишь усмехнулся и наполнил бокалы, которые они молча опустошили.
«Где же может быть сейчас Гизелла? — лихорадочно размышлял Вебер. — Раз ее не было ни в сарае, ни здесь, следовало полагать, что в лапы Витте она не попала. И в Риссен не вернулась. Куда же тогда она поехала, пару часов назад отправившись от меня на стоянку такси?»
Он еще раз мысленно восстановил события дня — с того момента, как встретил девушку в домике Ковальского и до вечера, когда направил ее к матери Виктории. И неожиданно его осенило. Если он не совсем в ней ошибался, она должна находиться там, где еще раз могла увидеть останки своего возлюбленного.
Надежда была слабая, и Вебер признавался сам себе, что породило ее желание еще раз увидеть Гизеллу. Ему просто не хотелось верить, что она сбежала за границу первым попавшимся поездом или самолетом.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Линдберг снова появился на террасе. Он огляделся, потом подошел к столику Вебера и Виктории.
— Витте не знает, где девушка, — буркнул он. — Допускаю, что он говорит правду.
— А я знаю, — уверенно заявил Вебер. — Знаю, где ее найти.
Кладбище Ольсдорф лежит в центре миллионного Гамбурга. Оно разделено на кварталы, к которым ведут широкие асфальтированные улицы. Ночью на них горят огни, днем тут проезжают машины. Ольсдорф имеет даже собственный автобусный маршрут. На улицах тут полно людей, как в любом другом городе, только тут они не спешат, ходят размеренным шагом и чаще всего одеты в черное.
Вебер стоял, укрывшись за кустом жасмина. В нескольких шагах от него виднелась свежая могила. Гробовщики как раз опускали в нее простой гроб без всяких украшений. Рядом с могилой скучал какой-то одинокий человек, похоже, полицейский в штатском. С невозмутимым видом он равнодушно поглядывал на исчезающий в тесной яме гроб.
Могильщики вытащили из-под него веревки, свернули их и, бросив еще один профессиональный взгляд, верно ли стал гроб, собрались уходить. За ними двинулся и полицейский в штатском.
Вебер проводил их взглядом до поворота. Вокруг установилась тишина. Он посмотрел на разверстую могилу, на гроб, в котором покоился архитектор Ханке, добравшийся до самого Гамбурга в погоне за любимой девушкой. Веберу некогда было скучать, слишком многое предстояло обдумать.
Очнулся он от задумчивости только тогда, когда неподалеку от могилы показалась девушка. На ней был расстегнутый голубой нейлоновый плащ, светлые волосы спадали на плечи. Эту походку он прекрасно знал. И знал, что никогда забыть ее не сможет.
Остановившись перед открытой могилой, она понурила голову и надолго неподвижно застыла. Вебер не пытался ее тревожить.
Казалось, миновала вечность, пока он в конце концов вышел из-за куста жасмина. Она не слышала, как он подошел, хотя под ногами его скрипел гравий. Даже когда он остановился рядом, сделала вид, что все еще его не замечает. Шагнув к могиле, бросила на гроб цветы. Когда же обернулась, остановила взгляд на Вебере, но не сделала ни единого движения, лицо ее было холодным и отсутствующим.