Единство
Шрифт:
— Я понимаю, что некоторые из вас не рады обществу друг друга, — Оника опустила взгляд, гладя кончиками пальцев ладонь лучника. — Я только прошу поверить мне. Маги, церковники — все мы по одну сторону баррикад, чтобы кто ни говорил. Между нами не должно быть вражды. Отныне — нет. Пора избавиться от закостенелых предрассудков и начать нужно с себя. Я начинаю с себя. И потому повторюсь: я не враг тебе, Зоревар, никто из нас — не враг.
На скулах церковника загуляли желваки, а пальцы впились в колено. В его взгляде не было ни капли готовности к примирению.
— Складно говоришь.
Оника болезненно нахмурила брови. Она стойко воспринимала враждебность церковника, понимая, что он имеет на нее полное право. Но сейчас девушку беспокоили чувства брата, тронутые прозвучавшими словами. Кристар все так же улыбался, хоть его взгляд, устремленный на сжимающиеся и разжимающиеся пальцы, был печален.
— Я всем сердцем надеюсь, что когда-нибудь ты изменишь свое решение, Зоревар, — Кристар поднял голову, скрывая тоску за беззаботной улыбкой, и на его ладони, протянутой церковнику, распустился огненный цветок.
Глава 8. Единство
Ночь сползала с неба сизыми клочками туч, забиваясь в холодные гроты Медвежьих гор далеко на западе. Деревья увязли в утреннем тумане, купая ветви в росе и мечтая о поцелуях солнца. Вспорхнувший с дерева вяхирь наполнил воздух шелестом крыльев и скрипом потревоженной ветви.
— Хорошо, Кристар, хорошо, — Зоревар шел рядом с другом, в задумчивости потирая щеку. — Объясни мне только, почему твоя любовница, с которой ты сбежал, ни на шаг не отходит от Смиренного, да к тому же…
Церковник проглотил конец фразы, вспомнив слившиеся в тенях силуэты Оники и лучника, едва они оставили угли костра остывать под земляной насыпью.
— Потому что она не моя любовница, а его, — Кристар замялся, пытаясь отсрочить момент раскрытия еще одной тайны.
Рассказывая о восстании девятнадцать лет назад, своем рождении и Сапфировой Маске, он избегал упоминаний об Онике, будто это был его величайший секрет. Он искал причину этому во въевшейся в тело привычке скрывать их родство во дворце, и сопровождавшей ее лжи Зоревару. Теперь же Кристара, словно нашкодившего и пойманного на шалостях мальчишку, разбирало чувство стыда.
— И, пожалуйста, не говори так о моей сестре, — оставив сомнения, добавил он.
— Ну, конечно же, что тут еще могло быть! Теперь ясно, от чего вы так ладно смотрелись, — с легкой досадой протянул Зоревар, глядя в спину идущей на отдалении Оники.
Возможно, в его голосе было бы больше удивления, если бы голову не занимали чадящие въедливой копотью размышления о госпоже Арноре. Все это время Кристар упоминал ее лишь вскользь и не бросал прямых обвинений, но церковнику не составило труда связать все в единую цепочку. Иногда его мысли уходили в тень крепостной стены, где его ждала Эльса. С ее силой она должна была знать всю подноготную матери, а, значит, и история Кристара не являлась для нее тайной. Зоревар смотрел на умиротворенное лицо друга, пытаясь понять, думает ли он о том же.
«А ты скрываешь свои мысли куда лучше, чем я мог себе представить», — церковник поморщился, когда под ногой предательски хрустнула ветка. Оника и Люфир одновременно обернулись, но убедившись, что все в порядке, продолжили вести отряд дальше.
«Лучник, Сапфировая Маска, Орден — как же глубоко проросли корни предательства? Чепуха, какое уж тут предательство. Вы просто думали, что посадив дикого зверя на цепь, сможете приручить его. Но вы ошиблись, госпожа Арнора. Даже марглы, чувствуя приближающуюся смерть, восстают против своего наездника, чтобы отправиться за черту свободными».
— Прости, Зоревар, что говорю об этом только сейчас.
— Брось, я не дурак. Мои мысли — открытая книга, и о вашей невероятной непробиваемости мне не стоит и мечтать. Ульен узнал бы о твоей осведомленности в тот же день, что и я. Никаких обид.
— Мне недостает лицемерия, чтобы просто согласиться. Но дело не только в Ульене. Признаться, меня не раз посещала мысль, что ты и без моей исповеди все знал, оттого и не выпускал меня из виду.
— Дубина, — Зоревар скривился, будто бы на него вылили ушат помоев. — Хорошего же ты обо мне мнения.
— Прости, — в очередной раз виновато повторил Кристар. — Я рад, что ты здесь. Но как тебя вообще занесло в этот край?
— Я уже говорил твоей… сестре, что не помню. Думаю, когда эти молодчики пытались меня схватить, я не был рад, и им пришлось хорошенько приложить меня по голове, — церковник глянул на друга и вздохнул, прочитав в его взгляде, что вопрос был о другом. — Тебя искал, что же еще.
— По приказу Всевидящей?
— О, нет, это она поручила другим, — Зоревар усмехнулся, представив, чем грозит его непослушание. Но, вспомнив об окружавших его отступниках, понял, что побег, — меньшая из причин для немилости госпожи Арноры. — Уйти — было моим собственным решением.
— О чем ты только думал, Зоревар? Рискнуть местом при дворе, ради крошечного шанса найти нас!
— Нашел же. Но это и впрямь было безрассудно. Все случилось по моей вине, и я просто не мог сидеть на месте. Так что теперь меня ждет во дворце опала госпожи Арноры, и я начинаю задумываться, не было бы безопаснее задержаться в гостях у новых знакомых? Но друг твоей сестры не оставил там камня на камне. Чудовищная сила.
— И не говори, — Кристар силился вспомнить что-то подобное из рассказов Оники, но даже учиненный в Республике погром казался детской забавой и не имел ничего общего с увиденным. — Мои взрывы не сдвинули ни единой стены, как я ни старался.
— Погоди, я же отчетливо слышал преследовавший нас грохот.
— Шум и только, — вздохнул Кристар. Легкость, с которой он постигал науку укрощения стихий, вскружила ему голову, и, столкнувшись с чем-то непреодолимым, юноша был обескуражен. — После первых взрывов я понял, что ни один из них не повреждает строения, и их обитатели наверняка знают об этом. Ничего не оставалось, как попробовать прорваться сквозь пелену, что окружала стены, и устроить разбой внутри. Но, уверен, даже так я смог лишь пошуметь.