Единство
Шрифт:
Кристар оставил девушку ближе к семи, с приближением ужина большинства благородных господ. Из его слов было ясно, что эта их встреча не была последней, но Оника и подумать не могла, что их занятия станут настолько частыми. С одной стороны, видеть брата стало приятным дополнением к жизни служанки дворца, но с другой, из-за их занятий ежедневно выпадало всего несколько часов, за которые Оника могла успеть перебрать только пару полок.
Очень скоро игра в новые слова переросла в рассказы о жизни дворца и его обитателях. Оника ловила каждое слово, каждую интонацию, каждый взгляд Кристара, когда тот
Пытаясь понять, чем вызвано подобное доверие к ней, Оника продолжала слушать, как Кристар рассказывает о старшей дочери Всевидящей Матери, Миале, прилежной в учебе и шитье, похожей на мать, как две капли воды, и младшей Эльсе, проницательной молчунье, которая не раз просила Кристара почитать ей на ночь. Чем больше юноша говорил, тем сложнее Онике было смотреть на Всевидящую Мать, как корень бед всех магов. Все чаще она ловила себя на мысли, что в ее сознании Всевидящая Мать превратилась в Арнору, женщину и довольно внимательную мать со своими тревогами и чаяниями.
Уставая от собственных рассказов, Кристар просил Онику перессказать истории, услышанные от проезжавших главным трактом купцов. И она говорила: о крошечном городке у Гудящих гор, где маги земли добывают драгоценные камни; о простирающихся до горизонта лучистых полях и одиноком доме фермера, собирающего урожай и продающем его торговцам; о пыльных дорогах и каньонных ущельях, где скрываются пещерные пауки, ожидая, пока мимо не проедет неосторожный караван; об Этварке, где уличные маги разливают детишкам компот, а те гоняются за воздушным змеем; про колосящиеся деревьями леса и мистический каменный сад, слухи о котором приносят храбрецы, посетившие Каньоны Спасения; о рыбаках, каждое утро отправляющихся во владения Восточного океана, а возвращающихся с сетями полными рыбы и волосами, пропахшими солью и ветром; о темных Медвежьих горах, нависающих над равнинами и скрывающими все, что таится по ту сторону.
Оника рассказывала так складно, что порою, сложив на столе руки и опустив на них голову, Кристар отчетливо представлял себе перевалы холмов и крутые изгибы рек, шумящие порогами и прибрежными камышами. Зажмурившись, он подставлял лицо воображаемому солнцу, выглядывавшему из-за горных вершин, виденных юношей лишь на картинах.
Рони, как никто до нее, смогла показать юноше мир, скрывающийся за стенами дворца, которые он не мог преодолеть. Едва пообедав, он спешил в библиотеку с завернутым в платок угощением, желая поскорее увидеть горничную и услышать ее истории. Кристар подолгу задерживался, так что иногда страже приходилось прерывать беседу, напоминая о необходимости возвращаться в покои. У Оники оставалось всего несколько часов, чтобы перебирать книги при свете свечей, пока и ей не приходило время подумать об ужине для господина Шарафа.
Возвращаясь в комнату прислуги совсем измотанной, она замечала, что одна из горничных не спит, темным пятном замерев в другом конце комнаты, но не предавала этому значения. Оника почти ничего не знала о ситуации с терзающими Огнедол чудищами, но по спокойствию во дворце могла судить, что пока Всевидящая Мать и Орден контролируют ситуацию. Скорость изучения содержимого библиотеки дворца сильно снизилась с того дня, как Кристар впервые пришел, чтобы поговорить с ней, и это начинало тревожить Онику. Ей еще представится возможность поговорить с братом, но сейчас следовало сосредоточиться на своем задании. Однако оттолкнуть Кристара, значило рискнуть потерять его доверие, и Оника не могла решиться на подобный шаг.
Когда спустя три недели регулярных посещений Кристар не появился, Оника усердно перелистывала книги, намереваясь с максимальной пользой использовать подвернувшийся денек, свободный от задушевных бесед. Скрывая от самой себя беспокойство, она не могла не гадать, что случилось. Девушка отметала мысль о том, что брат мог заболеть, ведь была уверена, что он отличается еще более крепким здоровьем, чем она.
Услышав торопливые шаги, Оника успела убрать книги в шкаф как раз до того, как рядом со статуэткой хасса появилась Алестия.
— Я тебя везде ищу, а ты здесь… Чем ты вообще тут занимаешься?! — переведя дух, выпалила горничная.
— Что за суета?
— С этими бумажками ты совсем забыла о своих обязанностях! Из-за тебя у Дораны будут проблемы, а тогда и всем остальным перепадет.
— Но я же все сделала, как и всегда, — Оника силилась вспомнить, о чем она должна была позаботиться.
— Пока что — да, но еще немного, и твой господин останется без ужина, — Алестия схватила Онику и волоком потащила прочь из библиотеки.
— Но ведь еще рано! Господин Шараф даже не собирается возвращаться в свои покои!
— Господин Шараф, — Алестия тихо фыркнула. — Дорана назначила для него другую горничную. Ты слишком заигралась в ученую. Где такое видано, чтобы служанка ходила в дворцовую библиотеку, как к себе домой, и проводила в ней столько времени!
— Но я получила дозволение господина Шарафа…
— Мне ты это зачем говоришь? Лучше бы спасибо сказала, что я пекусь о твоей голове. Раз взялась с тобой нянчиться, не бросать же теперь.
«Проклятье! Легко попасть в библиотеку добившись благосклонности от ее смотрителя, но теперь кто знает, будет ли у меня даже время для таких занятий. Вот и кончилась полоса удач, — Онике ничего не оставалось, кроме как послушно плестись за Алестией на кухню, где она взялась рассказывать о предпочтениях нового благородного господина, одновременно накладывая на поднос необходимые блюда. — Проклятый Ульен, наверняка это его рук дело: он знал о том, что я вижусь с Кристаром в библиотеке, и решил пресечь общение воспитанника Арноры с магом. Идиотка, нужно было отвадить брата, пока мне нужен был доступ к архивам дворца».
Взяв себя в руки, Оника забрала поднос у Алестии, позволив той указывать дорогу. Когда все станет яснее, она проверит, пустит ли Шараф ее снова в библиотеку. Если же нет, тогда нужно будет искать другое решение.
Покои человека, об удобстве которого Онике теперь необходимо было беспокоиться, находились в противоположном от комнат господина Шарафа крыле. За весь путь наверх ей так и не удалось выведать у Алестии, кому принадлежат покои, но нахмуренное лицо и нервная суета горничной предвещали ничего доброго.