Ее любили все
Шрифт:
Глава 27
Неожиданная развязка
Виктория толкнула дверь, но изнутри раздалось недовольное бурчание.
– Занято! – ответил голос, принадлежащий неизвестно кому.
– В конце крыла есть еще один туалет, – просипел Кирилл сзади. И, хотя обстановка была самой неромантической, он таки изловчился и поцеловал свою спутницу в шею.
– Тогда я туда, – сказала Виктория с улыбкой.
– Я с тобой, – тотчас же объявил Кирилл.
– Кирилл! Это неприлично!
– Когда даже власти
– Кирилл, хватит. Я сейчас вернусь.
– Виктория, я не шучу! Виктория…
– Тут всего пара шагов. И не вздумай меня провожать!
И Виктория сбежала, пока Кирилл не раздумал и не успел за ней устремиться.
Однако, покинув самую важную комнату в любом доме, Виктория задумалась. И задумалась потому, что в голову ей пришла очень простая, но крайне неприятная мысль.
Мысль быстро разрослась, пустила корни и потащила за собой логическую цепочку. И была эта цепочка чрезвычайно неприглядна и отчасти, скажем так, неправдоподобна, но тем не менее нуждалась в дополнительной проверке.
На всякий случай писательница сказала себе: «Этого не может быть», затем – «Надо сказать капитану». Но тут некстати вспомнила, каким тоном разговаривал с ней Кошкин, когда она, можно сказать, на блюдечке преподнесла ему орудие преступления, и у нее пропала всякая охота откровенничать с Олегом Петровичем о чем бы то ни было.
Поэтому Виктория воровато оглянулась, убедилась, что за ней никто не подглядывает, и бросилась в холл. Через минуту, натянув шубку и сапоги, она уже пересекала двор в направлении гаража.
Миновав машину Кирилла и джип Макса, Виктория подошла к автомобилю, на котором приехали супруги Каверины, и несколько мгновений задумчиво глядела на спущенные колеса. Но, очевидно, не они были тем, что интересовало писательницу, потому что она отрыла на полке с инструментами подобие ломика и, вздохнув, принялась ковырять крышку багажника.
Очевидно, у тишайшей Виктории Александровны в роду водились не только византийские императоры и прочие самодержцы, но и граждане поосновательнее, потому что через пару минут крышка поддалась, и самозваная сыщица, с удовлетворением выдохнув, подняла ее.
И попятилась, потому что в нос ей сразу же ударил нехороший, навевающий самые скверные мысли запах. Бензин слегка заглушал его, но даже это амбре не могло его перешибить. Принюхавшись, Виктория определила, что пахнет не только свернутый брезент, который там лежал, но и весь багажник.
Сдерживая подступающую к горлу тошноту, Виктория вытащила из кармана перчатку – дорогую перчатку из белой лайковой кожи. Перчатку, прямо скажем, было жаль, но подругу Евгению, ради которой Виктория все это затеяла, еще жальче. Пересилив себя, Виктория надела перчатку и принялась обшаривать брезент.
«Пока
Тут у нее потемнело в глазах, она покачнулась и невзначай едва не ухватилась голой левой рукой за багажник, чтобы не упасть. Но Виктория тотчас же поняла, что этого нельзя касаться ни в коем случае, иначе она до вечера будет отмывать руки мылом, и у нее так и не возникнет ощущения, что она их отмыла.
«Как леди Макбет… то есть наоборот… – Она рассердилась на себя. – Черт, что за дурацкая писательская привычка ко всему тащить литературные реминисценции! Покажите мне еще хоть одного человека, который на берегу океана, стоя на ветру, будет вспоминать ехидную строчку из письма Пушкина: «Ветер стоит такой, что вырвет рога у Дмитрия Нессельроде»… а, черт!»
Она отступила от багажника – и почти тотчас же увидела Дмитрия Каверина, который стоял неподалеку и с сожалением глядел на нее. Позади него в тени была видна Надя, и лицо у нее было еще более сокрушенное, а губы подрагивали, словно она была готова заплакать.
Подрагивали точь-в-точь так, отметила про себя наблюдательная Виктория, как когда Надя смотрела на портрет убитой Евгении там, в каравелле.
– Нехорошо копаться в чужих вещах, Виктория, – сказал Дмитрий, дергая щекой. – Нехорошо!
– Ты сначала объясни, как у тебя в багажнике оказались детские пальцы, – ответила Виктория и поудобнее перехватила ломик.
Супруги обменялись растерянным взглядом.
– Так, – сказал Дмитрий. Очень деловито, спокойно и хладнокровно. – Она одна, нас двое. Надо как можно быстрее кончать и возвращаться в дом.
– Ты все-таки догадалась, – вздохнула Надя, доставая с полки с инструментами какую-то длинную и чертовски опасную (как сообразила Виктория) железяку. – Очень жаль, Виктория. Честно, я так хорошо к тебе относилась…
– Стоять!
Нет, никогда Виктория не радовалась так, как сейчас, услышав этот голос. Правда, к «стоять» Кирилл прибавил кое-что еще, позаковыристее, но это совершенно неважно.
Дмитрий шарахнулся. Надя обернулась и со страхом посмотрела на Кирилла, который стоял на пороге гаража, нацелив на них ружье.
– Кирилл… Да вы что… – пролепетала она.
И даже улыбку изобразила вполне натуральную, надо отдать ей должное.
– Кирилл! – заверещала Виктория. – Не слушай их, стреляй! Они убийцы! Они больные! Стреляй, не слушай их!
– Кирилл, не надо самосуда! Отдайте ружье!
Это Кошкин, который только что появился в гараже в сопровождении Макса и критика. За Максом, спотыкаясь по снегу в тапочках, бежала Ира, без шубы, без шапки, и в глазах застыл ужас.
Дмитрий дернулся в сторону Виктории, и Кирилл, не став гадать, что бы это значило, выстрелил. Каверин взвыл и осел на пол. Из простреленной ноги текла кровь.