Её (мой) ребенок
Шрифт:
— Это не я! — высовывается из-под стола.
— Оно само?
— Не само! Бабушка Мария!
— Вылезь из-под стола немедленно! — вытаскивает ее тёща. — Ты порвешь платье. Где мамины серьги?
— Гаврюша в диван утащил… — покаянно.
— Женечка! Открой нам диван, — ловит тёща брата, пытающегося присесть за столик к крутящему в руках шампанское отцу.
— Пап, это же с собой! — забираю из его рук бутылку.
— Мне нужен антистресс, Лев, — страдальчески.
— Мне
— Дедушка, а где твой телефон? — выныривает сзади кресла лукавая Алёнка.
— А где мой телефон? — шарит по карманам.
— Упал за стиральную ма-а-ашинку!
— Твою ж мать…
— Нельзя ругаться!
— Деду можно ругаться. Женька! — кричит отец брата. — Там телефон мой… за машинку упал.
— Я не догоняю, я что в рабстве? — закатывает тот глаза.
— Терпи, братан, — хлопаю ему по плечу.
— Брысь! — спотыкается Ольга Павловна о сигающего между ее ног Гавра. — Это ж надо — крысу дома завести!
— Не крысу! Не крысу! Не крысу! — несётся мимо Алёнка.
Поскальзывается и летит плашмя на пол.
— Царевна! Ну что ж ты… — поднимаю ревущую дочку.
— Платишко порвала-а-а… — показывает оторванный волан.
— Лена! Пришей ей волан, пожалуйста, — отдаю на руки сестре.
Сбегаю на кухню. Ставлю шампанское в корзинку.
— Айдаров, ну мы едем? — стаскивает со стола очередную плюшку Медведь.
Через плечо красивая лента свидетеля. Если честно, я был уверен, что примерю ее первый, в июне на их с Машенькой свадьбе. Но жизнь такая штука…
— Через десять минут все должны выйти и поехать! — кричит из коридора Маша. Она у нас подружка невесты и по совместительству тайм-менеджер сегодня.
— Это какой-то бедлам! — прижимаюсь я разгорячённым лбом к стеклу.
— Лев! — заглядывает на кухню Марьяна, держа за каблук жемчужную туфлю.
Вижу ее в отражение.
— У меня подбойка на туфельке отлетела. Не могу найти…
Стучусь пару раз лбом в стекло. Разворачиваюсь.
— Крепись, братан! — шлепает меня по плечу Медведев, как я пять минут назад Женьку.
Вижу мелькающую макушку брата.
— Женька, поищи подбойку в спальне, а? — отправляю его на очередной подвиг.
— Да, капец! — закатывает он глаза, но послушно уходит.
Решив, что пять минут и потеря галстука уже ничего не решает, я наливаю нам с Медведем по кружке остывшего чая. Пьем, глядя в окно на наши оформленные цветами тачки.
— Как ваш утренний токсикоз?
— Ты знаешь, терпимо. Утренний секс практически полностью решает проблему. Главное начать, пока она еще вертикальное положение не приняла и спит. Может, в гормонах каких дело… Лайфхак! Бери на заметку.
— Ой, мне уже нравится это лекарство!
— Мда-а-а… — довольно тяну я. — Когда женщина в тебе нуждается, это прекрасно!
— Какой еще токсикоз?! — сзади.
Мы как два школьника, застигнутые за чем-то крамольным, давится чаем и резко оборачиваемся.
Ольга Павловна!
— Какой токсикоз, я спрашиваю? — сердито втыкает руки в бока.
Мы решили с Марьяной повременить сообщать тёще, потому что…
— Ты что, мерзавец такой, снова её?… — с ужасом взирает на меня
Ну вот, собственно, поэтому.
Медведев, спасай! Пинаю его незаметно по туфле.
— Ольга Павловна! — берет он ее под локоть выводя из кухни. — Ну, радоваться же надо…
— Радоваться?!..
Вижу сзади маму.
— Мам! Где мой галстук? — отмираю я.
Зачем она его взяла — загадка! Наверное в целях усиления хаоса. Мне кажется, абсолютно все работают на усиление этого эффекта, стараясь добесить меня. Но ничего не выйдет! Эндорфины шикарно пьянят, снижая степень раздражения.
— Я его на шкаф повесила, чтобы Аленка не утащила.
— Ах да…
— Как твоя рана?
— Да, нормально, мам. Сегодня не вспоминал!
Ноет еще временами. Но зачем это им знать? Волноваться будут…
— Выходим! — командует Маша.
Завязывая на ходу галстук, жду, пока вся процессия выйдет.
— Моя девочка… — причитает Ольга Павловна, трогая лоб Марьяны. — Бледненькая…
— Мамочка, всё хорошо, — держась за стену обувает Кошка туфельку.
Придерживаю её за талию, получая гневный взгляд от тёщи. Все наконец-то выходят.
— Ты как, детка? — заглядываю ей в глаза.
— Ну так… — обмахивается руками. — Терпимо.
Достаю из кармана мятную конфетку, разворачиваю и засовываю ей в рот. Несколько раз целую в ароматные губы.
— Помада…
— Похрен… ты и без нее прекрасна!
Вжимая в стену целую глубже. Вместе с ней, смеясь, облизываем конфету. Обнявшись, замираем.
— Опоздаем, Лёва…
— Минутная пауза перед продолжением экшена! — со стоном сжимаю ее. — Можно мне отпуск от родни после свадьбы?
— Ооо, да!
Подаю ей руку, помогая спуститься с лестницы. Открываю дверь, выводя на уже практически майское солнце.
Крольков фотографирует все наше большое семейство у украшенных машин.
— Предлагаю: бежать! — заговорщицки шепчет Кошкина. — Пока никто не видит.
— Я согласен!
Жмурясь от слепящего солнца, делаем шаг вперед. Её каблук попадает в решетку. Кошка моя вылетает из туфельки. Ловлю, подхватывая на руки.
Крольков разворачивается с камерой.
Вспышки… вспышки…