Её невыносимый лжец
Шрифт:
Я перевела взгляд в окно и впервые заметила крупные белые хлопья, кружащие над городом. Первый снег задержался в этом году, но календарь неумолимо мчался вперед, и вот и он… Тихо сыпался на автомобили в пробке, чьи огни мигали красными и желтыми огонечками, как вытянувшаяся вдоль дороги новогодняя гирлянда.
— Жаль, что мы всегда спешим. Потом ведь тоже обратно, быстро-быстро, и будет уже поздно и холодно, — продолжала Аля спокойным, ровным тоном, от которого у меня аж сердце оборвалось. — И надо будет еще заскочить в магазин, приготовить
Я все смотрела на снежинки, на волшебство, мимо которого собиралась промчаться на полной скорости, потому что жизнь давно была расписана по минутам.
Но ведь кое-что изменилось и продолжает меняться.
Пиликнул телефон и на экране появилась смс-ка:
«Андрей: С первым снегом!»
Он тоже заметил. Как и Аля. А я бы не заметила никогда сама, просто промчалась бы мимо по делам, не обращая внимания на мир вокруг, сосредоточившись на важных, как мне казалось, делах.
А значение имели совсем другие вещи.
Я потянулась к телефону.
— Роза Валерьевна, добрый вечер. Это Соня Минаева. Вы нас простите, но мы сегодня не приедем. Да, к сожалению так вышло. Конечно, оплатим это занятие. Да-да, мы повторяем с Алей ваши упражнения. До свидания.
— Мам? — непонимающе протянула Аля.
— Ты пока застегни куртку, Аль, нам скоро выходить, — отозвалась я.
Включив поворотники, я спокойно объехала пробку, свернув в более тихие улочки. Но не для того, чтобы мчаться по ним по графику, которому раньше была подчинена вся моя жизнь.
Припарковалась, натянула на себя шапку, подхватила перчатки и телефон и вышла освобождать из детского кресла Алю. Завязала под горлом шарф. Помогла с молнией на одном сапоге, а после, не удержалась, поцеловала ее в нос, и она засмеялась.
Снежинки кружились беззвучно, и моя дочь запрокинула голову, чтобы поймать одну языком. Зажмурилась, пробуя ее на вкус.
— Мне бабушка говорила, что когда видишь первый снег, обязательно нужно загадывать желание, — сказала я ей.
— Любое? — уточнила Аля.
— Да.
Она снова запрокинула голову так, что ее шапка немного съехала с головы, и я ее поправила на волосах, будто впервые подмечая, как сильно она уже выросла. Моя любовь к ней была безусловной, безграничной, такой большой и сильной, что от нее болело в груди. Я не представляла себя без нее.
А ведь этого ребенка могло не быть на свете. Как бы я жила теперь без нее, если бы послушалась и взяла те деньги?
Иногда я думала о том, что однажды, наверное, придется рассказать Але, кто был ее отец. А еще до сих пор ломала голову над тем, нужно ли рассказывать о дочери ему. Ведь считается, что мужчина имеет право знать о том, что где-то у него растет ребенок.
Но что-то менялось, и я в том числе. И глядя на Алю, я поняла, что конкретно этот мужчина был недостоин того, чтобы знать, что на свете живет такое чистое существо, которое он, несмотря на то, какой он сам, смог породить. Все эти годы он продолжал делать то, что делал. И если шесть лет назад сунул деньги мне на аборт, то сомневаюсь, что теперь так уж обрадуется этому ребенку, который и тогда не был ему нужен, а теперь и подавно.
Может быть, я неправа, но сейчас именно это мне кажется правильным. А еще я не знала, есть ли у него дети с женой. Ведь в таком случае никто из них никогда не обрадовался бы нам с Алей.
Аля посмотрела на меня, вырывая меня из задумчивости:
— Я придумала.
— Хорошо, — кивнула я.
Она вдруг вздохнула и выдала, как на духу:
— Хочу, чтобы Андрей оказался моим папой!
Слова повисли белым облачком, а после растворились, словно их и не было. Я тоже запрокинула голову, чтобы со стороны казалось, что и я любуюсь снежинками. На самом деле, мне нужно было, как следует проморгаться, чтобы не разрыдаться.
После я опустилась перед ней на колени, чтобы посмотреть дочери прямо в глаза.
Это не мои глаза, но, пожалуй, на этом сходство заканчивалось. Надеюсь, дочь не станет злиться на то, что я утаила от нее настоящего отца. Потому что именно в этот момент я окончательно решила, что в ее свидетельстве навсегда останется прочерк. Никто не спас меня от этой связи, но я хочу оградить от него свою дочь.
Только свою.
— Ох, детка… — выдохнула я и крепко-крепко обняла ее.
Мы пока не строили никаких планов с Андреем. Недели бежали, и мы встречались, как он и обещал. Пять дней в неделю я ходила на тренировки, пока мама забирала Алю из детского сада. Организаторы конкурса пошли мне навстречу и приняли заявление даже, когда срок приема документов уже вышел.
А на выходных мы все втроем вместе ходили в кино, музеи, кафе и детские развлекательные центры, и Аля только сильнее привязывалась к Андрею.
Меня же по-прежнему не покидало ощущение, что я как будто ходила по тонкому льду, опасаясь, что в любой момент он может треснуть, хотя Андрей делал все, чтобы я расслабилась и поверила в то, что теперь так будет всегда. Ну по крайней мере, надолго.
Его синяки на лице зажили, как и перелом носа. С каждым днем я только сильнее боялась высоты, самолетов, и того, что ему скоро снова подниматься в воздух. Не знаю, как его родители и бывшая жена вообще отпускали в рейсы. После аварии я места себе от беспокойства не находила.
А еще… Андрей развелся, как и обещал.
Никто и никогда еще не разводился ради меня. Я считала, что это невозможно. Вообще считала развод эдакой масштабной катастрофой, но для Андрея все прошло буднично и без потрясений. Посещение ЗАГСа не заняло много времени. Несколько часов, и они с женой разошлись каждый своей дорогой.
Как и говорила Наталья Васильевна, иногда людям просто необходимо разойтись, чтобы не поубивать друг друга.
Андрей оставил жене квартиру, и теперь больше никогда не будет снова жить в том же доме, этажом ниже меня.