Ее величество-Тайга.
Шрифт:
И хотя нынче в зверином желудке пустовато, — можно было бы и горячей добычу сожрать, — старый медведь знал свой возраст и решил подождать. Это молодые нетерпеливы. Им все сегодня нужно. Но и к ним придет зрелость.
Зверь ушел от берлоги.
Таежное веселье было оборвано. Молодняк запомнил человека по виду и запаху, по звуку выстрела. Понял, что нет для них врага страшнее.
По дуплам и лежкам разбежались звери. Теперь всяк начнет своих детей учить охоте на своем опыте, своим умишком.
Кузя учила рысят прыгать с дерева. Вдруг услышала человечьи шаги.
Вот он обошел муравейник, присел на трухлявый пень. Огляделся по сторонам. Проговорил тихо:
— И где его, окаянного, носит? И не слыхать его. Да еще ружье мое взял. Вот дурак-то! Кто же в вешнюю пору тайги с ружьем ходит? Чую, нарвется на беду, — старик качал головой.
Посидев немного, лесник вновь затопал по тайге заглядывая под кусты и коряги.
Кузя не спускала глаз с лесника. Она поняла, что тот пришел выручать человека.
Рысь шла по пятам. Найдет или нет? Отдаст ли медвежья семья свою добычу леснику?
Но тот даже не смотрел в сторону распадка. Он пошел к высокой пихте, потом к зарослям аралия. Гладил колючие ветки, улыбаясь. Потом долго брел вдоль болота. Он уже свернул к кривой березе, там — до черного камня рукой подать, а под ним — росомаха. Ее вся тайга боится, даже медведи. Старику перед ней не устоять. У него и ружья нет. А росомаху голыми руками не одолеть. У Кузи вон какие клыки и когти, а и то ее боится. «Порвет она его», — испугалась Кузя и, прыгнув с дерева, нагнала лесника, встала на пути.
— Кузя! — обрадовался старик.
Рысь теснила его назад, подальше от опасности.
— Что, голубушка? Деток от меня прячешь? Я им не враг. Не пугайся, — пытался обойти старик Кузю. Та зарычала на него свирепо, угрожающе.
— Ну да Бог с тобой, — так и не понял ничего лесник и побрел обратно, тихо жалуясь самому себе: — Что ж я деревенским нынче скажу? Ведь в гости пришел человек. Почему, спросят, одного отпустил?
Кузя все поняла и повела старика к берлоге. Старик не сразу понял, зачем рысь притащила его сюда, и спросил ее тихо:
— На что медведь мне? Я ж не его ищу.
В это время из берлоги послышалось:
— Акимыч! Я тут, помоги!
Лесник засуетился, подтянул сухую рябину, поваленную ветром, сунул ее в берлогу.
Кузя вернулась к рысятам, которые, облазив деревья, теперь играли на старой лежке.
Рысь знала, что упавший в берлогу остался жив. Он просто испугался, но даже сильно ушибиться не мог. Медведица все годы добавляла в берлогу охапки сухих листьев и травы. И уж если медвежья семья перезимовала без болезни, значит, в берлоге много мха и листьев. Человек не мог там разбиться. И медведь не раздавил его корягами. Человек, понятно, не ждал, когда на его голову медвежий подарок упадет. В берлоге углов много. В любой отскочи — жив будешь. Это Кузя поняла сразу. Но Кузя — рысь! Медведь до такого не додумается.
Рысь поняла, что только по сброшенным корягам человек мог выбраться из берлоги. Но
Случись, загляни в берлогу медведица и учуяв мужика в жилье своем, никогда не отняла бы у него жизнь. Это знал всякий зверь, каждый лесник.
Вскоре Кузя увидела, как два человека, кряхтя и охая, вышли из тайги. Ни один из них не заметил Кузю, бегущую по деревьям впереди них. Чтоб путь человеческий был безопасен, бежала рысь, помня детство свое.
На лежку Кузя прибежала затемно. Рысята разорвали куропатку и, обсыпанные перьями, лежали, плотно прижавшись друг к другу. В тайге наступили черемуховые холода. Кузя слышала от старых рысей: когда возьмется цветом черемуха, жди холодную ненастную погоду. В такую пору птицы гнезд не покидают, звери из нор не вылезают.
Две недели черемуховых холодов в тайге стоит тишина.
У молодых рысей в эту пору вылезают клыки. Звери окончательно меняют зимний густой мех на летний. Меняет перо всякая птица. Прорезаются в это время клыки у медвежат.
В норах, дуплах, лежках, гнездах слышатся тихие стоны, вздохи. Не без боли проходят перемены.
И Кузины рысята лижут десны. Они чешутся, ноют. Настроение у всех в это время портится. Рысята тоже кусают Кузю — почему надолго уходила? Зачем помогла человеку и отняла добычу у медведей? Знали: сильный за счет слабого силен. Без слабого не будет радости у сильного.
Рысь, успокаивая детей, рассказала им старую сказку, которую нашептала ей старая ель, когда Кузя пришла в тайгу.
Прижав рысят к животу, согревая их своим теплом, рысь мурлыкала сказку в самые уши детей. Знала, что это успокаивает любую боль, голод. навевает сны, останавливает злобу.
Рысята всей тайги, да и не только рысята, даже птенцы любили сказки. Звери — и подавно. Кузя, вспоминая полюбившуюся ей в детстве сказку, совсем неспроста рассказала ее:
«Давным-давно это случилось у нас. Собрались звери и птицы, жуки и червяки, муравьи и комары на самой большой поляне у Лысой сопки. Приползли туда все змеи тайги. Даже лягушки и мыши прискакали на большой лесной праздник, когда солнце дольше всего стоит над тайгой.
Праздник этот длится три дня и три ночи. И никто не смеет за это время обидеть другого.
Вместе с зайчихой танцуют вокруг пенька лиса и рысь. Росомаха играет с енотом. Песец — с барсуком, горностаи с белками в догонялки играют. Даже гордые олени с медведями пляшут в хороводе. Вороны с кроншпилями лесные новости обсуждают. Даже кукушки, одиночества подружки, в эти дни забывали о печали и тоске. Соловьи им самые красивые песни пели. Малиновки и иволги подпевали им.
О! Эти дни тайга вспоминала целый год. Но все знали: едва наступит ночь третьего дня — кончится веселый праздник и все начнется сначала. Забудутся песни и смех, уйдет радость. Сильные о том не жалели. Зачем им дружба слабого? От нее большому зверю никакого тепла не прибавится. А и слабые после праздника сразу перестали верить и добро.