Ее величество
Шрифт:
– Многое в Борисе не сходилось с обликом того человека, за которого он до свадьбы себя выдавал. С ним в ее жизнь пришло то, о чем раньше она не догадывалась. Ирина не раз говорила мужу: «Я теряюсь в догадках, как может подниматься со дна твоей души всё самое плохое именно тогда, когда я стараюсь сделать тебе что-то приятное? Что вводит тебя в исступление? Взгляни на себя в зеркало в момент крика. В минуты гнева ты похож на эпилептика или на больного, поражённого церебральным параличом. Тебя же корежит, как грешника в аду на раскалённой сковороде. Неприятное зрелище, скажу я тебе. Уважающий себя человек не позволит себе так вести ни в присутствии близких ему людей, ни при чужих. Сказывается отсутствие воспитания или, напротив, воспитание вседозволенности? Но умный
В наших беседах я поддакивала ей и выдавала свои тезисы: «Знавала подобных субчиков. Распинаются о своей любви к семье, а на самом деле тираны. Такие люди – преступники не меньше, чем воры, крадущие чужие ценности. Они отнимают у близких людей чувства, радость, жизнь. Мужчина, не владеющий собой, постоянно переживающий пароксизмы раздражения и приступы бешенства – дикое двуногое животное. Он просто больной».
«Борис не понимает меня, не ценит моей любви и заботы о нём», – жаловалась мне Ира.
«Заботу больше ценят в старости, а в молодости, сама понимаешь, интересует другое…» – грубовато шутила я.
Для Бориса их ссоры были сущими пустяками. В его жизни никогда не было места ни чьим слезам, ни ропоту. Легко шёл по жизни. Он будто и не подозревал, какие бури чувств переживала Ирина от их размолвок, а ведь хотя он и сковывал её своей резкостью, она не раз обнажала перед ним раны своего страдающего сердца. Но он не пытался обуздать себя. Конечно, научиться видеть различные грани другого человека можно только с опытом, и то если хочешь этого. Просто доходит только себе созвучное. Не умела Ирина разгадать и постичь потаённый смысл поведения мужа. Сам же он никаких серьёзных попыток к примирению не предпринимал. Горько ей было от бессилия, от ощущения ненужности. Даже сынок, видя, что творит отец, разделял глубокую неудовлетворённость мамы их совместной жизнью. Но сама она никому в этом не сознавалась. Несла своё страдание так, чтобы от него не терпели боль другие. Решительно отказывалась с кем-нибудь из близких обсуждать эту тему, хотя тяжёлые мысли постоянно не шли у неё из головы, так и рыскали по отдалённым уголкам ее сознания. Они зомбировали, растравляли душу, оставляя Ирину в полном смятении. Даже мне она редко открывалась.
Уроки жизни никому не даются легко, но сердце Ирины до замужества не знало драмы любви и скорби, поэтому, надеясь на лучшее, она трогательно и храбро делала вид, что всё у неё хорошо. Она жила, оберегаемая светлой силой своей любви, и долго не могла осознать, кем на самом деле является для мужа. И только когда беда нашла дорогу в их дом и открыто вошла в него, высокая поэзия любви Ирины стала проваливаться в чёрную яму боли, и она очнулась от прекрасного сна своих фантазий и поняла, что в её жизни с Борисом одни потери. А когда осознала, что причина ярости мужа не в ней, а в нём самом, то ей пришло понимание их неизбежного разрыва. Зло наполняло этого человека не потому, что его в избытке вокруг, а потому лишь, что «внутри его сердца бурлил кратер жестокости», а неудачи только подливали горючее в огонь. «Вот так и догнала меня его нелюбовь…», – сказала мне как-то Ирина печально.
Нелепость жизни состоит в том, что подчас только несчастья помогают человеку понять своё место в жизни другого и толкнуть на решительные действия. Ещё с самого начала их дружбы, когда Борис одним взглядом сразил её, она вообразила, что он всецело принадлежит ей, что она – его первейшая забота, и всю ценность своей жизни он видит только в
– Если девушка увидела в молодом человеке принца, то ничто не спасёт его от её любви, – усмехнулась Лена.
– На самом же деле большинство увлечений Бориса не имело никакого отношения к интересам жены. Он не знал чувства привязанности к семье. Ему была ближе гармония мыслей и вкусов его друзей. К тому же он так и не порвал с привычкой воспринимать близких ему людей как полную опору только лично себе. Слова «мама», «папа» и связанные с ними возможности и потребности не отошли на второй план. Взрослым человек становится тогда, когда научится рассчитывать только на себя. А этот вечный мальчик, капризный маменькин сынок так и не стал отцом семейства. Детство мы все хороним трудно. Хотя и по разным причинам… Но когда-то мы обязаны становиться взрослыми. Может быть, скорби, потери и разочарования быстрее учат женщин избавляться от иллюзий?
– Я была знакома с очень богатым человеком, но восхищалась тем, как он воспитывал своих сыновей. Обожал, баловал и в то же время закладывал в них чувство собственного достоинства, понимание своей ответственности и уважение к людям, – поделилась Аня своим наблюдением. – Я экзаменовала его детей по математике. Меня пригласили за мою принципиальность. Знали, что за деньги я не стану незаслуженно нахваливать мальчишек.
– Женская любовь способна что угодно оправдать, – прозорливо заметила Жанна, вникнув в рассказ Инны.
– Да, упустила из виду: Ирина таки ушла от Бориса, но после моего с ней разговора один раз всё же предоставила ему шанс хоть частично загладить перед ней вину. Надеялась, что утихомирится, может, даже пересмотрит свою жизнь. И как муж себя повёл? Он не собирался укрощать свой нрав. Убеждённый в собственном величии (за папин счёт, конечно), вразнос пошёл. Ирине было противно вспоминать ту встречу.
Борис предстал перед ней с торжествующим видом: элегантный, самоуверенный, властный, голосом и взглядом выражая бесконечное к ней презрение. Стоял невозмутимо победно, говорил с напором. Глаза горели. Губы цвета раскалённого железа. Бровями поигрывал, хмыкал, довольный собой. Петух в оперении орла. Да, он был не из числа умных и порядочных. Привык оскорблять всех, кто не мог в силу своего деликатного воспитания ответить ему тем же. Едва ли будет преувеличением сказать, что изображал гордое снисхождение. «Сама позвала!» Он наслаждался её унижением и не сомневался, что она окажется у его ног. Вообразил, что она «приползёт к нему на коленях». Это был его последний удар… Он не учёл, что всему бывает предел, и абсурдному терпению тоже. Любовь – она ведь как ртуть, её не удержишь, сжав руки в кулаки.
«Скошенные травы и цветы сильнее пахнут. Не затем ли Борька садистски мучает тебя?» – спрашивала я Ирину. Но она разубеждала меня: «Безразличный он».
Порезвился Борька, нечего сказать. Его выходка перешла все мыслимые границы. Эта его издевательская фраза «сама приползла!» – нарочито показная, рассчитанная на уязвление, произвела на Ирину впечатление выстрела в сердце. Она не хотела верить в человеческую подлость и получила по полной программе. Вот тогда-то на неё окончательно повеяло отрезвляющим холодом и она взорвалась: «Не прикасайся ко мне! Убирайся! От тебя только смрад в душе». Борька не ожидал от жены такой мощной враждебности и растерянно пробормотал: «Что ты мелешь? Ты соображаешь, что говоришь? Ты даёшь мне от ворот поворот?!»
Он неожиданно оказался не на высоте и потому взбешенно прохрипел: «На кону судьба твоего ребёнка. Запомни, предпочтение будет отдано мне. Папа добьётся». И отступил. Стало быть, не допускал, что Ирина всерьёз может от него отречься. А когда понял, что это не минутный порыв, то уже в следующее мгновение оттолкнул её с такой яростной решительностью, словно готов был убить. И выскочил вон.
«Я знала, что мой топор войны давно уже наточен, но не представляла, что смогу его занести», – говорила мне Ирина после этой их встречи.