Её вишенка
Шрифт:
Она была другой.
Когда мы закончили ужинать, солнце уже село. Разговор между нами прошел на удивление легко, но как только наши тарелки опустели, в воздухе повисло новое ожидание. Тяжесть недомолвок на корню душила все легкие слова и улыбки. Между нами возникло глубокое неловкое молчание.
— Мне пора, — наконец, произнесла Хейли.
— Ты можешь остаться, — предложил я. Больше я не стал ничего объяснять. Я не пытался давить или отказываться от своих слов. Я просто оставил все в воздухе в подвешенном состоянии.
— Я не могу, — покачала головой она. — Но сегодня мне понравилось. Действительно.
Я слегка улыбнулся. Я бы не отказался, если бы она захотела остаться. И если бы она осталась, я бы, скорее всего, затащил ее к себе в постель. С добрыми намерениями или нет, я был всего лишь мужчиной. Но часть меня была рада, что у нее хватило мужества сказать «нет». Почему-то мне казалось, что если бы она действительно позволила мне сегодня переспать с ней, то все закончилось бы так же, как и со всеми другими женщинами.
Провожая ее до лифта, я плавно стащил шпильку с ее волос. Хейли, казалось, не заметила, просто заправила выбившиеся волосы за ухо и улыбнулась, глядя на меня снизу вверх.
— Завтра в это же время? — спросила она.
— В то же время.
Я откинулся в кресле за своим столом в «Галлеоне». Мои родители вошли в комнату и сели напротив меня. Как обычно, отец ввалился в мой кабинет с таким видом, словно он сделал что-то впечатляющее в своей жизни. И это помимо того, что у него был бунтарский талант засорять туалеты, куда бы он ни пошел… и это даже не преувеличение.
Он подтянул штаны и с удовлетворенным вздохом опустился в кресло напротив меня. У моей мамы, по крайней мере, хватило такта сделать вид, что она знает их место в этом мире. Эти двое жили как пиявки. Как только они поняли, что мы с Брюсом стали для них потенциальными давателями денег, они бросили работать. Теперь их единственным занятием стали ежемесячные попытки выжать из нас немного средств.
Обычно Брюс говорил им, чтобы они отвалили. А я? Вероятно, я питал к ним слабость. Разбогатев, я стал циником — весь мир превратился для меня в адское место. Я видел жадных до денег людей, куда бы ни посмотрел. Люди, которые желали видеть во мне только Мистера Миллионера. Мои же родители знали меня и раньше.
Да, они, казалось, заходили лишь тогда, когда им нужны были доллары. Но, по крайней мере, они пытались что-то сделать со своей жизнью. Ну, почти. Если быть честным, я считал, что мой отец, вероятнее всего, проиграл большую часть денег, а остальное потратил на тупое дерьмо. Наверное, в этом не было особого смысла, но я всегда выписывал им чек, когда они этого хотели. Если только не был в плохом настроении.
Во всяком случае, удовлетворить их просьбу было намного легче, чем бороться с ними. Единственной моей заботой было убедиться, что они, по крайней мере, чувствуют, что им нужно много «работать», чтобы убедить меня заплатить им.
Кроме того, мне нравилось слушать всякие безумные истории, которые они придумывали каждый
— Мы в затруднительном положении, сынок, — начал отец.
— Да? — заинтересованно спросил я и наклонился вперед.
— Мы реально неплохо продвинулись с идеей автомойки. Но теперь, когда Симмонс прокололся, он хочет удвоить первоначальный взнос за эту партию на Кингстоне. Ты можешь в это поверить? Засранец считает, что он торгует в центре Нью-Йорка, а не в каком-то захолустном городишке в глуши.
Мой отец был хорошим актером. Он был из тех парней, которые и глазом не моргнули бы, выманивая у старушки последний доллар. Вероятно, именно это он и делал бы, если бы я не накачивал его деньгами каждый месяц.
— Да? — удивился я.
Мама с папой переглянулись. Временами мне казалось, что они чувствуют себя виноватыми из-за этого спектакля. А я просто ждал, когда мы покончим с материальным вопросом и перейдем к душевному разговору. Это, возможно, выглядело жалко, если задуматься. Я в основном платил им, чтобы мы могли поговорить как нормальная семья, когда финансовая часть встречи заканчивалась.
— Мы подумали, что еще десять тысяч помогут нам разобраться с банком, — сказал папа. — Они не дадут нам ссуду, если мы не сможем внести больший депозит.
— Конечно. Если вы уверены, что это то, что вам нужно, — мой голос прозвучал холоднее, чем я хотел, но я не стал извиняться. Я мог бы высмеивать их сколько угодно, но внутри меня накопилось много горечи. Много злости. Не помогло и то, что я был почти уверен, что они уговорили Зои снова влезть в мою жизнь.
Я вытащил чековую книжку и начал заполнять ее.
— Ты хочешь, чтобы я передал это в банк или…
— Почему бы тебе просто не выписать его на мое имя? Мне все равно нужно собрать оставшиеся деньги. С таким же успехом можно собрать все в одном месте, прежде чем пойти к ним.
— Конечно, — кивнул я.
— Итак, — весело проговорил папа, пряча чек в карман. — Как жизнь?
— Не могу жаловаться, а у вас?
— То, что тебе хорошо живется, — сказала мама, — вовсе не значит, что ты не можешь пожаловаться, милый.
— Ладно, вчера по дороге на работу я съел плитку шоколада, и маленькие крошки ее попали мне на бедро. Только после обеда я осознал, что весь день ходил с расплавленным шоколадом на тыльной стороне бедер. Мне было очень неловко.
Мама усмехнулась.
— Ты такой дурак, Уильям.
— Ты больше не думал о Зои? — перевел тему мой отец.
— Мне больше не о чем думать, папа. Я давал ей шанс, но ничего не вышло. Конец истории.
— Я просто подумал, что она тебе очень подходит, сынок. Она достаточно хороша. Не то, что некоторые из тех бродяжек, с которыми я видел тебя в газетах.
— Я попал на фото в газете всего один раз. И это было только потому, что я не знал, что девушка участвовала в телешоу и вроде как знаменитость.