Её вишенка
Шрифт:
— Ну, что? Будем драться? — спросил его Уильям. — Но хочу предупредить тебя, что до сих пор никто не смог пустить мне кровь.
— Цитата из «Хищника», — прошептала я. — Очень мило.
Моя реакция на его слова была свидетельством того, как сильно я изменилась с тех пор, как встретила Уильяма. Я была совершенно спокойна. Я уже достаточно хорошо знала его, чтобы понять, что он обязательно сделает все возможное, чтобы не ввязаться в драку. Выяснять отношения кулаками было не в его стиле. Думаю, он бы смог отговорить напасть на него даже бешеного медведя. В какой-то
— Натан, — обратилась я к нему. — На протяжении многих лет я позволяла тебе быть моим эмоциональным багажом. Я зациклилась на том времени, что мы провели вместе. На том, что все это выглядело пустым времяпровождением, а, возможно, даже предательством себя. Если принять во внимание то, как все обернулось. Это так напугало меня, что я запретила себе рисковать и пробовать что-то новое. Ты стал «якорем вокруг моих лодыжек» (прим. отрывок песни Holly Williams «Keep The Change»), и я, к сожалению, позволила тебе быть им. И… ну, я думаю, что являюсь тем же и для тебя. Ты чувствуешь меня своей должницей, потому что мы так долго встречались. Словно у нас с тобой есть еще одна, последняя страница, которую нам надо дописать.
— Кстати, а страница-то уже давно не пустая, — вмешался Уильям. — Посмотри в конец, и ты увидишь: «Уильям был здесь». Кроме того, если ты немного приглядишься, то чуть ниже прочитаешь: «Уильям трахнул девушку, которую ты столько времени преследовал. Причем, несколько раз. И это было чертовски здорово. И ей тоже это очень понравилось. А сегодня вечером мы будем заниматься только этим».
— Это не помогает, — пробормотала я ему.
— Извини, — прошептал он уголком рта. — Просто пытаюсь тебя поддержать.
Я сжала его руку.
— Уверена, что справлюсь сама, — и вновь посмотрела на Натана. — Думаю, тебе пора признать это. Речь идет вовсе не о любви или чем-то подобном. Твоя одержимость мной — всего лишь гордость и ущемленное самолюбие. Не стоит больше впустую тратить свое время.
Брови Натана сошлись на переносице, пока он молча слушал на меня. Я думала, что сейчас он сделает то, что делал всегда — признается в любви или скажет, что я совсем ничего не понимаю. Но он лишь опустил глаза и кивнул.
— Возможно, ты и права. Дерьмо, — он провел обеими руками по волосам и медленно выдохнул.
Уильям шагнул вперед и похлопал его по плечу.
— Все хорошо. Я уверен, что ты обязательно встретишь хорошую девушку.
Натан отмахнулся от его руки.
— Ты — придурок, но черт с тобой. Ладно, пусть будет по-вашему. Все равно я ненавижу свою новую работу здесь. И вообще ненавижу этот город. Удачи тебе, Хейли.
— Тебе тоже, — быстро ответила я.
— Надеюсь, мы тебя больше не увидим, — развернув мятную конфету, Уильям сунул ее в рот. — Что? — спросил он у меня.
Усмехнувшись, я покачала головой.
— Ты и в самом деле придурок.
— Естественно. Но признайся, тебе же нравится
— Возможно… лишь немного.
Он ухмыльнулся и слегка толкнул меня плечом.
— Признайся, ты же любишь его гораздо больше, чем немного.
— Прекрати, — я засмеялась и толкнула его в ответ. А потом, понизив голос, сказала: — Действительно очень хороший... член. И это все. Больше никаких признаний.
— Хорошо, я приму это. Но и ты тоже. Рано или поздно… в задницу.
Я шлепнула его по руке.
— Ты просто ужасен.
— Ну, тогда у тебя ужасный вкус. Ты же любишь меня…
— Знаешь, я уже начинаю сомневаться в правильности своего решения.
Уильям рассмеялся.
— Сомневайся, сколько хочешь. Но уверяю тебя, ты застряла со мной.
— Что-то не припомню, чтобы подписывала какой-нибудь контракт.
— Хейли, ты делаешь мне больно. Ведь я опустился перед тобой на одно колено с твоими трусиками в руках. И мы заключили священный союз.
— Да, чуть не забыла. До «дня стирки» (прим. американская традиция пользоваться общественной прачечной) мы определенно не расстанемся.
— Точно. Но знаешь, что… Я ведь все же богат, так что «день стирки» не для меня.
— Я имела в виду, технически…
— Ш-ш-ш, — прошептал он и, улыбнувшись, приложил палец к моим губам. — Просто смирись с этим.
Конкурс был довольно нервным.
Телеканал «Food Network» каждый год приезжал для съемки этой ярмарки. Ходили слухи, что в ее организации принял участие один из сыновей продюсера. И как только несколько лет назад все узнали, что «Food Network» ведет здесь трансляцию, в конкурсе с каждым годом стали принимать участие все более и более конкурентоспособные пекари.
Собственно говоря, дел было совсем немного: я лишь вытаскивала из контейнеров тесто и раскладывала его на противни. И, тем не менее, легче не становилось — мой желудок скрутило тугим узлом.
У меня возникла небольшая проблема с поиском фритюрницы, которая была мне крайне необходима. Но, в конце концов, Уильяму удалось то ли подружиться, то ли запугать — он так и не сказал мне, как добился этого, — парня, который расположился в ближайшей палатке с воронкообразными тортами. Растительное масло не совсем подходило для моей выпечки, но выбирать не приходилось.
Камеры не приближались ко мне, пока до окончания состязания не осталось всего полчаса. Все уже давно разложили свою продукцию и терпеливо ожидали, когда судьи попробуют ее. Уильям находился среди зрителей. И когда я смотрела ему в глаза, он показывал мне два больших пальца. При этом он выглядел даже более взволнованным, чем я. И мое сердце с каждым брошенным на него взглядом все больше располагалось к нему.
Я просмотрела весь первый тур конкурса, в котором приняли участие двадцать пекарей. Вначале судьи без записи попробовали по чуть-чуть всю нашу выпечку. А вот теперь они оба театрально вышагивали вдоль целого ряда столов, заставленных всевозможными печеньями, а камеры и прожекторы следовали за ними попятам.